Поставив очередную подпись и отложив бумагу налево, вице-премьер взялась было за следующую, но поняла, что глаза уже послушно и обречённо проскальзывают по отшлифованному некой умелой рукой тексту, не цепляя смысл и лишь наращивая скорость прочтения. Будто на ледяной горке. Как ни морщи лоб и ни возвращайся к началу абзаца, на его середине связь глаз и разума плавно исчезает.
Блажен руководитель, который столь уверен в своей команде, что может ставить автограф не глядя. Ирина Евгеньевна блаженной не была никогда. Может, потому и доросла до этого здания и до этого кабинета. И уже пообвыкла в нём. Это ведь только непосвящённым кажется, что технологии «стелс» родились в лабораториях оборонного комплекса. Их прежде, причём давным-давно, изобрели чиновники, научившись искусно скрывать истинную суть и возможные последствия докладываемых начальству документов.
Нет, факсимиле для ритуальных случаев у неё, конечно, есть. Но серьёзные бумаги, где за буковками циферки, и немалые, где за буковками люди, карьеры, судьбы, она подписывала всегда сама. Не торопясь, взвешивая нюансы, уточняя детали, порой даже представляя себе довольные или недовольные гримасы тех, кого это напрямую коснётся. Так что без паузы сейчас явно не обойтись. Заставлять себя не только бессмысленно, но и чревато. Сейчас нужно другое…
Ну-ка – медленные вращения головой, кистями рук… Плечи назад… Подруга советовала позаниматься йогой. Рекомендовала проверенного гуру. Может быть, может быть… Взгляд упал на настольные часы – ну, да, собственно, и перекусить уже можно. Одно мановение руки, и двуглавый золотой орёл на багровой корочке папки удовлетворённо вспорхнул из подспудного состояния на привычную охрану государственных дел. Которые на время будут закрыты.
Сегодня усталость пришла как-то раньше обычного. Ещё до обеда. Виной тому могла быть и погода. За окном льёт, не переставая, вторую неделю. И это ведь, поди ж ты, середина июня. Лето. Наверное, отозвался вялостью и вчерашний однодневный президентский сбор в Сочи, хотя к таким чартерам они все уже давно привыкли. Да, впрочем, и зачем нужно искать какую-то одну причину? Все, все вместе! И погода, и мысли, и бумаги, и накопившаяся усталость, и раздражение. Тут и утренний доклад министра здравоохранения. И предстоящее вечером экстренное заседание кабинета.
Вот там-то уж бороться с наплывающим сном будет совсем невмоготу. Она в который раз вспомнила деда, лётчика-истребителя, потерявшего на войне правый глаз. Ему вставили стеклянный. Не отличишь. Тем не менее он частенько пользовался узкой шёлковой повязкой. На партсобраниях, например, незаметно передвигал её на здоровый глаз и, как положено, героически переносил все пламенные выступления коллег. Надо было только не выдать себя случайным храпом и не прозевать, когда начнут скрипеть кресла, энергично покидаемые партайгеноссе. Но, уж это бросьте, самоконтроль у старого асса был, как всегда, на высоте.
Ну нет, нет у неё такой повязки, хотя глаза порой и стекленеют. Примешивалась, наверное, и неудовлетворённость проектом очередного доклада президенту. Всё это уже было, было… Хотя и помощников тоже можно понять. К их квалификации вопросов нет. Они могли бы быть великими кулинарами со своим умением из одного и того же фактического материала приготовить неожиданное, оригинальное и по-своему вкусное блюдо, причём удовлетворяющее самым разным политическим гурманам. Кстати, один из сотрудников, точнее, конечно, его супруга уже открыл свой ресторан русской кухни неподалёку от Белого дома. И по слухам, очень неплохой. Знаменитый иллюзионист Игорь Кио мог бы только позавидовать изобретательности многих сегодняшних чиновников. Эка невидаль, прилюдно распилить и оживить человека? А тысячу, десятки тысяч человек? Перевести их в проценты, округлить и оживить? Вытащить что-то эффектное из рукава? Положить что-нибудь незаметно в карман? И всё это балансируя на пирамиде из очень ненадёжных оснований. Ещё те эквилибристы!
Немудрено, что на их фоне сам отечественный цирк как-то стушевался, замкнулся на работе с хищниками. Кстати, его руководители, два брата-акробата тоже обращаются за помощью, письмо вот написали о самом народном искусстве. А кто не обращается? Режиссёры, продюсеры, актёры, певцы… Причём не самые бедные люди. И апеллируют к духовным нуждам народа. Хотя сами цены билетов на их представления вполне дают представление об аудитории этих «духовно нуждающихся». А у меня вот пенсионеры, инвалиды, сироты, многодетные матери, учёные…
Мысли снова вернулись к докладу президенту. Да, наверное, подготовили его не хуже обычного, но ведь сколько можно жонглировать одними и теми же аргументами о количественной и качественной разнице поколений, о демографических ямах и их цикличности. Когда-то она кончала мехмат и спокойно вывела для себя, что современная статистика призвана лишь обеспечивать статику, устойчивое равновесие тел во власти. Вот и всё. А тел-то становится всё больше и больше.
Состоя уже второй десяток лет на государственной, или, как предпочитала она говорить, на государевой службе, сама Ирина Евгеньевна чиновников не любила. Особенно молодых. Не понимала и не принимала их устремлений. Ну что вот – окончил хороший вуз, защитил нужную диссертацию, впереди светлый путь, а он костюмчик серенький надел и аккуратненько втиснулся в протяжно поющий указы президента иерархический крестный ход. И там уж плечиками, плечиками – к хоругвям поближе. А вот на колокольню, с самодельными крылышками, слабо? Ну как не иметь в молодом возрасте высокой мечты, честолюбивых, дерзких планов. Разве в детстве, когда тебя хвалили за стихи, прочтённые с табуреточки, или пение, или танец, ты мечтал стать хористом третьего ряда или звездой в амплуа шаги за сценой? Да, конечно, так может случиться, так часто бывает, и, наконец, ведь кто-то должен. Но об этом нельзя мечтать. А они мечтают и ходят по коридорам власти эдакими призраками детей Гамлета. Зато за пределами этих коридоров напяливают на чело маску наследников русской демократии, особ осведомлённых, приближённых и удостоенных.
Путь самой Ирины Евгеньевны был иным. Она не рвалась сюда. Её позвали. Позвали в команду. Её бизнес к тому времени был достаточно успешен и прибылен. Дети учились за рубежом. Их отец обитал там же. Была квартирка в Лондоне, домик на Средиземноморье…
Она, наконец, закончила свою сидячую разминку и встала из-за стола. Отодвинула шторку, взглянула на заштрихованную дождём Москву за окном, обернулась, ещё раз удовлетворённо оценила выбор мебели из светлого дерева и перешла из кабинета в небольшую, уютную комнату отдыха. Остановилась перед зеркалом. Уныло поиграла лицом, вздохнула. Визаж как пейзаж. Тусклый и серый. Сегодня Ниночку надо вызвать на четверть часа пораньше – даже ей, чудесному мастеру, повозиться с макияжем придётся. Кажется, уголки губ уже навеки застыли в маске Пьеро. А то, что происходит на лбу, трудно определить, как просто мимические складки. Стойкая привычка не улыбаться даёт себя знать. А чуть улыбнёшься, сразу попадёшь в чей-то объектив, в золотой фонд нашей замечательной прессы. И начнут потом склонять: «С пенсиями всё плохо, а она смеётся… в здравоохранении проблемы, а она улыбается… реформа образования летит под откос, а ей всё равно… мест в детских садах не хватает, а ей смешно!..»
Фигурка печального Пьеро стоит в кабинете на журнальном столике рядом с суровым танцующим дервишем, вырезанным из какого-то тёмного дерева. Её подарил ей друг-востоковед, когда она только начала свой путь в бизнесе. Подарил со словами: «Крутись, как хочешь, только головокружения никогда не допускай. И подобно дервишам заканчивай каждый свой танец на коленях!» С тех пор преданный дервиш танцует уже в восьмом кабинете. А вот где былые друзья?
Взгляд её скользнул по тренажёру – нет, явно не сегодня.
Так что же у нас на обед? «Сельдь по-норвежски», «Салат «Херсонский», «Салат по-каталонски», «Свиная вырезка по-милански»… Будто и не отошла от рабочего стола. Не меню, а дайджест политических новостей… Шеф комбината питания, то ли поначалу МГИМО кончал, то ли в депутаты метит через желудок премьера. Ну-да, ну-да… Возьму-ка я что-нибудь поспокойнее, рыбное, диетическое. Судак, треска… Или вот – «Семга припущенная «по-чукотски». И цветную капусту тоже припущенную. И чай с имбирём. То, что надо!.. А на Чукотке сейчас по сводкам погода получше, чем в столице. Она, пожалуй, и на такой курорт была бы согласна, но, увы… Пока только Сочи, только один день, только для доклада… Краткий сеанс искусственной вентиляции лёгких кавказским горным воздухом и назад. Президент как-то участливо спросил, стоит ли она на горных лыжах. Пришлось ответить, что, увы, они давно научились стоять без неё. Но она до сих пор помнит глаза удалого и атлетичного начальника её охраны, когда они впервые сошли с подъёмника к старту небольшой в общем-то горки. Вопреки законам оптики в них отражалась вся трасса. Потом он, конечно, слегка пообвык. Хотя бассейн и корт ему по-прежнему ближе.
Официантка, деликатно постучав, вкатила столик с заказанным обедом и тут же ушла, зная, что Ирина Евгеньевна не очень любит, когда кто-либо задерживается в её обители дольше положенного. Интонации её короткого «спасибо» окружение считывало, как прогноз погоды, и чуть что озабоченно ныряло под зонтик корректного минимализма. Так было и сегодня. А она сама, едва закончив с едой, предупредила секретаря, чтобы ровно час её не беспокоили. Ровно час. Выключила свет, сняла туфли, прилегла на диванчик, чтобы ноги отдохнули, и…
…Дверь тихо приоткрылась, в образовавшуюся расщелину протиснулся незнакомый худощавый человек в тёмно-сером костюме с небольшим, прижатым к груди чёрным портфелем под крокодиловую кожу. Он на мгновение застыл в проёме, совершил медленное, почти круговое движение выбритой головой, сверкнув каким-то орденом или брошью, надетой вместо галстука, и затем медленно направился к Ирине Евгеньевне, тараща круглые безбровые глаза и держа голову чуть боком, в каком-то причудливом полупоклоне.
– Вы кто? – Изумлённо спросила она.
– Позвольте представиться. Салов-Мандров Генри Иванович, доктор биолого-минералогических наук, вице-президент Международной академии вечности.
Посетитель оторвал одну руку от портфеля и протянул визитку, напоминающую этикетку от дорогих шуб. На её тонкой чёрной коже золотом был напечатан ещё десяток званий и регалий.
– Ну и что же вы хотите? – обречённо вздохнула Ирина Евгеньевна.
– Поверьте, того же, что и вы. Абсолютно того же! Только вы не знаете, как это сделать, а я знаю. Решение всех ваших проблем вот в этом портфеле.
Его глаза одновременно мигнули, а узкие губы, почти не разжимаясь, растянулись в полукруглую улыбку.
«Очередной доморощенный знаток, – с привычной досадой подумалось Ирине Евгеньевне. – Почему у нас дилетанты разбираются именно в экономике? Ну есть же спорт, культура, наконец…».
– Не только в экономике, не только… Взгляните хотя бы на ваших коллег, Ирина Евгеньевна! – каким-то образом уловил её мысли посетитель.
И снова эта гармошка губами, а ещё взгляд. Ирина Евгеньевна не сразу поняла, в чём особенность этих глаз. Зрачки были будто бы не круглые, как обычно, а вытянутые сверху вниз и прижатые по бокам, этакие вертикальные эллипсы.
– Вот скоро вам вновь докладывать президенту о пенсионном фонде, демографии, нехватке яслей, двухсменной работе школ, постоянной миграции из северных и восточных районов страны, нехватке жилья в центре. Но вы же прекрасно понимаете, что потенциал многих ранее принятых программ уже, по сути, исчерпан. И ничего кардинально нового вы предложить не можете. А я могу. – И он снова мигнул сразу обоими глазами, напрочь лишёнными ресниц.
– Ну, допустим, эти проблемы никто и не скрывает, – вяло отреагировала вице-премьер. – И что же вы предлагаете? Где ваше решение?
– Оно вот. Только не пугайтесь! Не пугайтесь!
Посетитель расстегнул замок своего портфеля, оттуда на его руку резво выкарабкалась блестящая чёрная ящерица и замерла без малейшего движения. Теперь на вице-премьера было направлено уже два немигающих гипнотизирующих взора.
– Перед вами, Ирина Евгеньевна, прекрасный экземпляр сибирского углозуба. Он смирный. Я дал ему имя Перпетум. Сокращённо Петя. Как вы думаете, сколько ему лет?.. Ну, ладно, отвечу за вас – ему около восьмисот. Из них примерно семьсот он провёл без движения в вечной мерзлоте Чукотки. А потом ожил с моей помощью. Этот феномен возможен именно там, в зоне особой экологии. Вы понимаете, куда я клоню? Нет? Вы пытаетесь поправить финансы и замораживаете пенсии, зарплаты и пособия. То есть боретесь со следствиями, а не с причинами. Не смотрите в корень. А надо замораживать не статьи бюджета. Надо замораживать людей. Регулировать необходимое население, по сути, во всех возрастных категориях. Вот это поистине гигантская экономия.
Увидев гримасу на лице слушательницы, он защитно выставил свои ладони с коротенькими пухлыми пальцами.
– Подождите, подождите! Я вовсе не сумасшедший и не экстремист. Замораживать, конечно же, исключительно по их же желанию. Что называется, до лучшей жизни. И не надо меня обвинять в негуманности. Это ведь вовсе не какая-то там эвтаназия. Это всего-навсего анабиоз. Дать гарантированный шанс человеку полноценно пожить в прекрасном будущем, увидеть, кем станут его внуки и правнуки, пообщаться с ними – это, знаете, куда гуманнее, чем обрекать его на незаслуженно нищенское, как вы официально уже говорите, дожитие. «Денег нет, а вы держитесь». Это бесспорное, суверенное право человека использовать свои годы по своему разумению. И государству со всех сторон выгодно предоставить ему возможность для бесплатной реализации этого права. За рубежом это сегодня привилегия мультимиллионеров. У них есть деньги. Но у них нет тщательно разработанной мной методики.
У нас же социальное государство, правильно? Вот я и предлагаю единую доступную государственную программу «Фонд отложенных поколений». Проект у меня с собой. Я вам его оставлю для знакомства. Суть проста. На Чукотке и в Якутии, в районах вечной мерзлоты надо будет построить мощные и при этом вполне экономичные криокомплексы. Это, кстати, попутно создаст дополнительные рабочие места, оживит и демографию этих районов, устранит дефицит жилья и продуктов питания. Но всё-таки вам лучше это прочитать. Там ещё много разнообразных аспектов. Много. Вплоть до решения проблем абортов и бездетности. Вы, конечно, скажете, что мы – не ящерицы! Это верно. Но я, извините, вовсе недаром отдал этому проекту десять лет жизни. В своей лаборатории я синтезировал специальную вакцину на основе компонентов крови углозуба. Не буду сейчас утомлять вас химическими формулами. Просто этот милый тритончик, понимаете ли, вырабатывает в своей печени некое подобие глицерина. И весь секрет! Полученная мной вакцина абсолютно безвредна. Я давно ввёл её себе. И, как видите, не только неплохо себя чувствую, но и абсолютно уверен, что могу покинуть вас и спустя годы вернуться из мерзлоты. Причём практически в том же возрасте, с тем же запасом жизненных сил. Да и медицина за время пребывания человека в анабиозе, несомненно, шагнёт вперёд, срок жизни человека будет увеличен.
Я досконально изучил оптимальные параметры замораживания и оттаивания. Откладывать нельзя. Понадобится ещё время на создание научного центра, на завершающую серию экспериментов с животными, а затем и выход на человека. Время не ждёт, Ирина Евгеньевна, пора…
…– Ирина Евгеньевна, пора! Вы просили разбудить вас через час. Сейчас половина четвёртого. – Робкий полуголос секретаря заставил её открыть глаза и оглядеться в полумраке комнаты.
– Марина, кофе, пожалуйста. И через двадцать минут пригласите Ниночку!
Решительно встала. Отодвинула шторы. Хотя и так был слышен ропот дождя за стеклом. Снова подошла к зеркалу. Привела себя в порядок и вернулась в кабинет. «Приснится же такое… Как его там? Скалозуб? Углозуб? Надо как-нибудь поинтересоваться этой ящеркой…»
Выпив кофе, подписала ещё несколько срочных документов. После заседания кабмина возвращаться уже не стоило. К тому же завтра у неё приёмный день. Надо быть в форме. А пока ещё есть время, можно посмотреть, кто там записан. «Губернатор Неустроев, народный артист Нирванов, академик Несвитский, доктор биолого-минералогических наук Салов-Мандров…»