Анна Долгарева. Красная ягода. Чёрная земля. – М.: АСТ, 2023. – 224 с.
Для стихотворений, вошедших в поэтический сборник Анны Долгаревой «Красная ягода. Чёрная земля», характерны образность и доверительная, хотя порой и резкая, интонация. Но их главная черта – предельная честность автора перед собой и читателем. Реальность показана такой, какая она есть, без прикрывающего «непарадные» стороны жизни камуфляжа. Поэт открыто транслирует свои мысли и чувства и предстаёт перед читателем уязвимым, без защитных масок.
Это я иду к тебе.
Это я иду по шиповнику, по камням,
голая, точно родившаяся на свет.
Без брони, камуфла, без запаса галет –
это я не здесь уже,
и ещё и не там,
но я точно знаю: я есть.
В книге Анны Долгаревой нашлось место и невероятной духовной силе, и простому искреннему счастью, и почти животному страху… Человек, по Долгаревой, – космос и одновременно песчинка среди барханов. Пронзительно раскрыта тема души: «Сделала куклу из веток и ниток, за собою таскает. / Это, говорит, душа моя неприкаянная, / Неприткнутая, по белу свету шастает, мается, / Усталая, слепоглухонемая. / А я вот ей сделаю чистенькую постельку, / Положу на белые простыни, да у стенки, / Буду петь-напевать ей песни, / До самой весны буду петь ей тихие песни, / И она оттает, оттает, воскреснет».
Подобная неприкаянность как будто органична самой Анне. В предисловии к сборнику поэт Дмитрий Воденников отмечает: «Первое, что бросается в глаза, когда общаешься с автором этой книги вживую: Анна Долгарева выглядит всегда немного потерянной». За этой потерянностью, на мой взгляд, кроется непостижимая глубина: «Смотри, так просто: больше нет вины, / и страха, и четвёртой нет стены, / так выходи же дальше, на простор – / где пересохший ягель, словно снег, / хрустит, и сквозь туманы, как во сне, / ущелье проступает среди гор».
Автору удаётся точно передавать эмоции и состояния: от трепетной, робкой влюблённости до чувства внутренней пустоты и неизбывной жажды спасительного тепла: «В предновогоднем городе уставшем, / исполненном асфальта и стекла, / Возьми меня на рученьки, Наташа, / чтоб я была, хоть где-то я была».
Пустота внутри, кромешная мгла и холод вокруг, размышления о смерти, незримое присутствие которой в книге Анны Долгаревой становится порой столь ясным и явным, что делается не по себе: «а я что, хожу без души, / смерть-водой омываю своё лицо, / смерть-вода по телу катится, тихо шуршит, / помнишь, сколько в ней мертвецов?» Всё это оттеняется «силами света»: «И будет снег. И будет новый день, / и в этом дне – даровано прощенье. / С балкона ветер задувает в щели, / на потолке танцует светотень». Танец и борьба света и тени сопутствуют читателю на протяжении всей книги. Автор то погружает в непроглядную тьму, то дарит надежду и смелость быть: «Я буду здесь, поскольку существую / Вне времени. Здесь времени и нет. / Здесь светлый север, алая брусника. / Я стану мхом, водой и птичьим криком, / Я буду жить, вовеки не умру».
Для меня каждое стихотворение Анны Долгаревой – это призыв к жизни, к тому, чтобы ценить каждый её миг, чтобы, прислонившись щекой к древесной коре и глубоко вдохнув студёный чистый воздух, ощутить: «Я есть»:
Лишайник на камнях и брызги ягод,
И кружевной и серебристый ягель,
Прозрачная болотная вода.
Я есть сейчас, и я же есть всегда.
Не случайно первая часть названия сборника – «Красная ягода». Красный цвет, как правило, ассоциируется с кровью, ранами, вместе с тем на Руси он считался символом праздника, здоровья, благополучия.
Вторая часть названия – «Чёрная земля». Чёрный у славян символизирует тьму, ночь, сон, смерть. У Анны Долгаревой немало строк о переходе из жизни в смерть, из яви в сон. Земля – то, откуда всё произрастает и куда уходит, а ещё – почва под ногами, то, что даёт опору. Одна из таких опор – исконная русская культура. Переклички с фольклором в стихах очевидны и придают им особую глубину. В них встречаются и птица Сирин, и Баба-яга, и Китеж-град, и русалки. Стоит также отметить характерный для русских песен ритм, образы, знакомые по русским сказкам.
В стихах Анны Долгаревой, которая всем сердцем – с Россией, конечно, нашли отражение и события дней сегодняшних. И даже самые страшные её стихи – гимн жизни и любви:
Когда я пишу,
Как видела мёртвых людей,
Разбитые окна, сожжённые крыши,
Как стреляли и жгли,
И не было правды среди земли,
И казалось, что нет и выше,
Как над зимней степью кричали вороны,
Как пальцы прилаживались к патронам,
То это я пишу о любви.
__________________________________________________________________________________
Лишь бы не русские против русских
***
так покупали чашки и тарелки,
как будто жить планировали вечно,
и синий газ грел турку на горелке,
и звёздный свет тягучий тёк и млечный.
так собирали коврики и шторки,
как будто в небе отменили войны,
как будто от готовки до уборки
не грянет гром и не накатят волны,
не смоет эту старую квартиру
с зелёной сеткой – на лето – на окнах,
и в холодильнике пакет кефира –
окрошки для – и шляпка вот на локонах.
но этот дом – его поднимет ветер,
пятиэтажный дом поднимет ветер
и понесёт за горы и моря,
туда, где дом войну совсем не встретил,
и эти чашки были все не зря,
и будет жизнь задумчивой и длинной,
и солнечной, как листик на просвет.
а во дворе зелёном, тополином
у краешка воронки – их портрет.
***
Мальчик спит в электричке и обнимает рюкзак.
Тощий. Нашивка «Вооружённые силы».
Поезд идёт на Лугу. Мелькают овраг,
сосны, болота и вечер пасмурно-синий.
Мальчик в пикселе спит, качаясь, словно бычок,
словно доска кончается. Чай проносят.
Русоголов, острижен и краснощёк,
едет через болота и через осень.
Господи, усыновить бы. Вот всех бы, всех.
Стать бы большой, до неба, и чтоб руками
всех заслонить. Под чёрный болотный камень
речка течёт. Заяц меняет мех.
Осень кончается. Белка тащит орех.
Усыновить бы. Остановить бы. Спи,
пиксельный мальчик. Пускай электричка едет,
дождь проникает к корням деревьев вглуби,
пусть тебе снятся будущие победы.
Славный мой, лопоухий. Туман вдали –
так бы и ехать мимо маленьких станций.
Все мы уже в раю – нам бы в нём остаться.
Чёрные речки да рыбаки у мели.
Дождь вымывает кости из-под земли.
***
Бежал, бежал, бежал, потом упал,
А сверху небо крыло миномётом,
Земля передо мной была слепа
И пахла мёдом.
А я не умер, нет, не умер я,
Сказали, будто умер, но не умер,
Стал лёгкий, как кувшинка у ручья,
Почти бездумен.
И призывали женщины весну –
В проёмах окон. Протирали окна,
Чтоб свежий ветер больше не заснул,
Трепал белья полотна.
И пели детям женщины: «Бай-бай,
Спи, милый, станешь красным командиром,
Меня забудешь, папку забывай,
Скачи над миром».
А я не умер, я лежал везде,
Расслаблен был и радостен, безмыслен,
Но кровь была в серебряной воде
И чёрная земля прокисла.
Под синим небом, под жарой земной
Лежал, и облака, как простокваша.
И крови на два метра подо мной.
И всё то наше.
***
Степи эти донские, ковыль в тумане, –
Всё перед глазами, никак не отстанет.
Ласточка летит над речушкой узкой –
Господи, лишь бы не русские против русских.
Как эта любовь, не в словах, но в пейзажах
Данная, так, что перехлёстывает даже
Горло, как при космических перегрузках,
И вот тут-то – русские против русских?
Чёрные реки Питера, Гремячие Подмосковья,
Ходим мы тут больные своей любовью,
Ладно, пускай и в брониках, и в разгрузках,
Только, Господи, пусть не русские против русских.
***
Как мы играли, не ведая, что творим,
как мы сочиняли, не ведая, что творим,
а теперь стоим перед ликом Твоим
посреди разрушенных городов,
небосвод широк, небосвод багров,
и стоим такие маленькие перед бу-ду-щим,
и, как новорождённые, пищим,
потому что это все мы тут наиграли,
а за нами не пришли, не убрали,
по попе не надавали, некому стало,
на кровати больше нет одеяла,
и стоишь тут в дыму, в мазуте и в сале:
это ж мы тут все наиграли,
я и Ванька из дома через дорогу,
да играли, вроде, совсем немного,
а у чёрных домов проломлены крыши,
и они дымят, и шныряют мыши
по развалам и, кажется, едят кого-то,
Ванька лёг, не выпустив пулемёта,
с вражеской нашивкою – как же мог,
надо маме его написать письмо.
И стоит Иван-дурак посреди войны,
и Ивасик-Телесик стоит посреди войны,
незасеянные степи обожжены,
города разрушены и черны.
Только в синем небе, большом и светлом,
бесконечно далёком от земли и смерти,
всё летят гуси-лебеди, белоснежны у них крыла,
и, как раньше, песня у них светла,
и ложится небесный пух вместо зимних вьюг,
укрывает землю искромсанную твою.
«ЛГ»-ДОСЬЕ
Анна Долгарева, родилась в 1988 году в Харькове (СССР). Русская. По профессии журналист. Член Союза писателей России.
Лауреат Григорьевской премии (2019), Волошинского конкурса (2022), VIII Международного литературного фестиваля-конкурса «Русский Гофман 2023», Международной премии имени А.И. Левитова (2021). Победитель VIII Всероссийского фестиваля молодой поэзии имени Леонида Филатова «Филатов Фест» (2022), VII Международного поэтического конкурса «45-й калибр» (2019) и других всероссийских и международных премий.
Публиковалась в журналах «Дружба народов», «Нева», «Урал», «Крещатик», «Юность», «Дальний Восток», «Аврора» и др.