В хрущёвские времена, а ещё с большим напором в годы перестройки, в общественное сознание внедрялась идея, что Сталин проспал начало войны, что нападение Германии стало для него шоком, что руководитель СССР пребывал в панике чуть ли не целую неделю, вплоть до создания ГКО 30 июня 1941 года. Однако доступный комплекс архивных документов опровергает подобного рода версии.
Судя по «Журналу посетителей кремлёвского кабинета И.В. Сталина», ещё 9 и 11 июня 1941 года всю вторую половину суток, вплоть до раннего утра, руководитель страны детально обсуждал проблемы обороны с двумя зампредами СНК СССР и членами Комиссии по военным и морским делам при Бюро СНК маршалом К. Ворошиловым и Н. Вознесенским, наркомом обороны С. Тимошенко, начальником Генштаба РККА Г. Жуковым, его первым замом Н. Ватутиным, начальниками ГлавПУРКа А. Запорожцем, Главного артиллерийского управления Г. Куликом, Главного управления ВВС П. Жигаревым, наркомом Военно-морского флота Н. Кузнецовым и другими военачальниками.
Именно на этих совещаниях был выработан план приведения западных приграничных округов в боевую готовность. На первом этапе (1–9 июня) во всех приграничных и части внутренних военных округов под видом учебных сборов была проведена частичная и предельно скрытая мобилизация для пополнения личным составом до штатов военного времени стрелковых дивизий и мехкорпусов, входивших в состав Ленинградского, Прибалтийского, Западного и Киевского военных округов. На втором этапе (10–12 июня) по указанию Сталина С. Тимошенко и Г. Жуков направили в штабы всех приграничных военных округов, расположенных на западной границе, первые секретные Директивы о повышении уровня боевой готовности войск.
Третий этап (18 июня) был связан с получением достоверных сведений об очередной волне концентрации германских войск на западной границе (в частности, передислокации из Восточной Пруссии 27 танковых дивизий). В штабы приграничных военных округов за подписью Жукова и Тимошенко были отправлены шифротелеграммы с приказом привести войска в повышенную боевую готовность и передислоцировать целый ряд приграничных дивизий и корпусов вглубь страны на заранее подготовленные рубежи, предусмотренные Планом прикрытия государственной границы. На четвёртом этапе (19 июня) в штабы приграничных округов за подписью Жукова была отправлена очередная шифротелеграмма, в соответствии с которой командование западных военных округов до 22 июня должно было создать полевые фронтовые управления и передислоцировать штабы своих округов в конкретные полевые пункты, в частности штаб Киевского особого военного округа должен был переехать в Тернополь.
Наконец, необходимо напомнить, что определённую роль в подготовке к войне сыграло Сообщение ТАСС от 14 июня 1941 года. В нём излагалась позиция руководства страны по советско-германским отношениям, подчёркивалась мирная политика СССР, а подозрения в отношении агрессивных планов Германии представлялись безосновательными. Это сообщение ТАСС многими западными (да и отечественными) историками трактовалось как грубейший сталинский просчёт. Оно якобы внесло сумятицу в умонастроения советских граждан, усыпило бдительность, дезориентировало высшее военное командование и личный состав РККА. Однако совершенно очевидно, что Сообщение стало тонкой дипломатической игрой, преследовавшей конкретные цели: побудить руководство нацистской Германии к публичным объяснениям относительно концентрации германских войск на западной границе СССР; предотвратить возможную информационную диверсию в мировые СМИ, что именно СССР намерен первым нанести удар по «миролюбивой» Германии; прикрыть мобилизационные и оборонные мероприятия, проводившиеся руководством страны, не дать повод германскому руководству объявить СССР агрессором и оставить его без военных союзников во время неизбежной войны.
Тем не менее весь комплекс этих мероприятий не позволил избежать катастрофы 1941 года, которую признавал и сам Сталин, прямо заявивший в своём знаменитом тосте «За русский народ», что «у нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941–1942 гг.».
В зарубежной и российской историографии до сих пор не прекращается спор о том, что же стало причиной столь катастрофического развития событий на фронте в первые дни и недели войны. Объяснений предлагается немало, в том числе и совершенно фантастических, например, о тотальном засилье в руководстве Наркомата обороны СССР предателей, среди которых указываются даже Жуков и Тимошенко. Между тем сам маршал Жуков в своих мемуарах писал, что «трактовка внезапности, как трактуют её сейчас и как её трактовал И.В. Сталин, не совсем объективна, поскольку внезапный переход границы сам по себе ещё ничего не решал. Главная опасность внезапности состояла в том, что на решающих направлениях противник имел шестивосьмикратное превосходство сил и средств. Внезапным оказался масштаб сосредоточения войск противника и сила их ударов. Это и есть главное, что предопределило наши потери первого периода войны».
Значительно позже это мнение маршала Победы поддержали и многие современные историки. В анализе тех событий особо отмечалось, что в начальный период войны нацистская Германия умело использовала четыре танковые группы – Э. Клейста, Г. Гудериана, Э. Гёпнера и Г. Гота – по 150–200 тысяч солдат и офицеров каждая. Именно такие танковые соединения с моторизованной пехотой и артиллерией, как показал опыт Польской и Французской кампаний вермахта, и наносили мощные удары на значительную глубину, пробивали оборону войск и выходили на оперативный простор.
При этом ряд авторитетных авторов, в том числе маршал Д. Язов и генерал армии М. Гареев, утверждают, что советская военная и внешняя разведка, как и высшее политическое руководство, виновата в серьёзных просчётах начального периода войны гораздо в меньшей степени, чем руководство Наркомата обороны СССР и Генштаба РККА. Сталин точно оценивал масштабы подготовки нацистской Германии к агрессии против СССР, ускоренно мобилизовывал страну к отражению агрессии, и страна в целом оказалась готова к войне. Чего не скажешь о войсках первого эшелона и, прежде всего, штабах приграничных военных округов, которым не хватало оперативного и стратегического кругозора, практического опыта организации и ведения боевых действий крупными стратегическими группировками и управления ими.
По мнению Язова и Гареева, избранный новым военным руководством вариант отражения германской агрессии оказался ошибочным и не учёл тех предложений, которые содержались в Плане стратегического развёртывания войск, разработанном под руководством маршала Б. Шапошникова в июле 1940 года. Этот план был куда более реалистичным и ориентировал войска на то, что: а) главный удар противник нанесёт на западном стратегическом направлении; б) основной задачей наших войск является «прочное прикрытие границ, сдерживание и отражение первого удара противника активной обороной»; в) предполагаемый примерно через месяц переход в масштабное контрнаступление возможен только «при наличии благоприятных условий».
Однако в реальности основные усилия были сосредоточены на юго-западном стратегическом направлении, в полосе Киевского военного округа, тогда как немцы ударили главными силами в полосе Западного округа. Вопреки всем канонам военного искусства, советские войска стали наносить контрудары по превосходящим силам противника, ввязавшись в заранее обречённые встречные бои. Кроме того, из-за преступной халатности части высшего генералитета приграничных округов оперативный состав их штабов своевременно не занял пункты управления, которые были обозначены в Директиве НКО и ГШ от 19 июня 1941 года.
Все довоенные годы РККА строилась на сугубо наступательной доктрине и серьёзной разработке оборонительных операций должного внимания не уделялось. Более того, попытки заикнуться о необходимости начать подобную работу жёстко пресекались тогдашним первым замом наркома обороны маршалом М. Тухачевским. Именно он «заразил» командные кадры РККА идеей превентивного удара и наступательной стратегии: «активные операции вторжения» – вот что являлось сутью теории обороны. Ведение стратегической обороны, другие варианты действий практически не отрабатывались. Более того, под «глубокую наступательную операцию» в предвоенные годы стала выстраиваться и вся организационная структура наших войск...
Тема «причин катастрофы 1941-го» сложна, требует вдумчивого осмысления, учёта множества превосходящих факторов. Использование этой темы для сведения политических счётов, для дежурной декларации антисталинских воззрений неизбежно приводит к фальсификациям и превращает историческую науку в инструмент пропаганды.
Евгений Спицын, историк