И невозможно не видеть растущую волну ненависти к этой альтернативе со стороны тех, кто топит мир в пошлости.
Работают люди: листают ветхие книги и всматриваются в наш бессмысленный мир. Они ищут идею и стремятся дать опору русскому мужику – чтобы он не квасил, страдая от тоски неразгаданной, не дрался дома с женой, а видел звёзды и горизонты.
Очень хочется, чтобы у мыслителей наших всё получилось складно и вдохновляюще, потому что нет ничего печальнее, чем мир без надежды.
На самом деле национальная философия уже существует. Просто пока её не оформили в потрясающие слова. Пламенные беседы и толстые книги ещё не сжаты до нескольких горящих страниц.
Большая страна ждёт великого слова. Его ждёт мелкий и средний бизнес. Его ждут выжившие крестьяне и рабочие, недобитые учителя и учёные, а также служащие, томящиеся в застенках всевозможных контор. Его ждут дальнобойщики, челноки и гастарбайтеры, приехавшие сюда с намерением стать русскими. Всем им тяжело, неуютно и душно. Им неохота жить безыдейно и тупо. Им хочется ощутить то, что в их жизни и заботах есть смысл. Но больше других ждут великого слова стёбщики.
Стёбщики – это слуги антиэлиты, развивающие инфернальную журналистику. Это убийцы смысла. Не стоит их путать с сатириками, под которых они упорно косят. Все сатирики что-то отстаивали. Твен боролся с духом растления старой Европы, грозящим его юной Америке. Гашек ненавидел капитализм и сражался за новый мир против белых и белочехов. Зощенко показывал мелочь, дребезжащую в душе обывателя. Ильф и Петров противостояли идиотизму и косности, переживая за социализм и желая, чтобы он обновлялся. Очень сложно обстояло с Аверченко. Он метил в яростных большевиков, а попадал в трепетных русофилов, которые, сидя по кабакам, пропили и проболтали Россию. С Булгаковым оказалось ещё сложнее. Не верил он в будущий рай, но соревноваться в сатирических формах хотел. Поэтому бил по тому, что его лично достало – хамству и торжеству хама.
Эти ничем похожим не озабочены. Им глубоко параллельны и русский мир, и русские смыслы. Даже сатирическое соревнование. Им мила одна пустота. Они несут философию твари как философию раскрепощения и превращают журналистику в чёрт знает что.
Стёбщики всегда били по скрепам. Раньше – по КПСС. Нынче – по РПЦ. Один тут взялся стебать патриарха. Ржёт, что к патриарху приходит Бэмби. Вот интересно, кто приходит к нему самому? Фредди Крюгер?
В 90-е годы ребята с невиданным рвением выполняли поставленную задачу. Это было время стёба без берегов. Сегодня их бизнес не процветает. Всё выстебано, талант применить не к чему. Заказы перепадают не по специальности: состряпать заметку жалкую или дать пинка тому, кто выпал из элитной обоймы. Сегодня это стареющие животные мира московской прессы, которые томятся и опасаются, что стали никому не нужны.
В отсутствие дела стёбщики раскормили лица, обленились, притухли. Им уже всё не в радость. Вот если бы протрубил рог и позвал на великую битву! Вот тогда бы они очнулись, вытрусили знамёна и в последний раз по-настоящему напряглись. Тогда бы вернулся привычный азарт – как в старые добрые времена, когда долбали по красным, белым и всему святому на свете. Тогда бы настала полоса радости, вспоминать о которой будет приятно до конца дней.
Они, конечно, дождутся. Как только прольётся слово, тут же протрубит рог. Мумии оживут, помолодеют, исполнятся вдохновения и вступят в свой закатный окончательный бой. Начнётся такое мочилово, какого ещё не бывало.
Работают люди: спорят, соединяют, осмысливают, а потом вынырнет шваль, скорчит рожу, оскалится и ничего не оставит от слова живого, кроме скелета обглоданного. И ясно, что гром не грянет и танки Т-34 не сойдут с постаментов, чтобы передавить эту кодлу стебущуюся.
Биться с ней способна только сатира, а кто её развивает? Если либеральная пресса лепит из стёба оранжевые фугасы, то державная сатиры стесняется. Она мелькает и тонет в потоке суровой мудрости и отеческих назиданий. Где-то сатира полностью изгнана юмористикой. Где-то делают вид, что на дворе – 80-е годы. В легендарных отделах сидят люди «раньшего времени», жрут и песни поют, как братья Яковлевичи вокруг бочки с капустой. Реформировать такие отделы можно только с помощью бензопилы.
Неудобно сегодня заниматься сатирой. Тревожно. Это же штука опасная. Нарисуешь портрет нувориша, а спонсор твой прочтёт и обидится. Покажешь власти, к чему ведут её фокусы с ВТО, ЮЮ, ГМО, и не видать тебе тульских пряников, присылаемых фельдъегерской почтой. Изобразишь кукловода из продажных спецслужб, и к тебе вышлют для душевного разговора бойца спецназа. Тронешь секту безумную, и зомби начнут ломиться в твой дом. Скажешь, что Запад стал похож на пиратский архипелаг, и не видать тебе въездной визы. Попробуешь отогнать от школ педофилов, и тебя объявят врагом прогрессивного человечества.
Сатира лишает статуса, спокойной жизни, друзей. Она несёт одни неприятности, поэтому никто не спешит с нею соединиться. Она не входит в культурный канон. А значит, судьба у страны незавидная.
Мы же видели, как это было. Трилогия «Неуловимые мстители» – это метафора деградации советской культуры. В первом фильме была драма, приправленная китчем для остроты. Во втором был китч, приправленный драмой для сострадания. А в третьем – один кривой, чудовищный китч.
Сегодня всё повторяется. Дилогия «Утомлённые солнцем» – это путь от подлинной драмы к китчу слезоточивому. Ещё один шаг и – привет. Выйдут на широкий экран «Утомлённые солнцем-3», и «ку-ку, Гриня!», допрыгались.
Мёртвый официоз – это подарок для диверсанта. Стебать тухлые культы, рисовать карикатуры на истуканов, пародировать речи надгробные и представляться героем, свободным от жалких, вонючих догм, – в этом великое счастье стёба. Да если ещё подгоняются бабки, да окружают журналистки жеманные, да приколы убойные тиражируются и сотрясают весь мир… Ну просто нет жизни слаще.
А потом страна, где резвятся стёбщики, умирает. Смеховая культура отстебала Советский Союз со всеми его танками и шпионами. Она отстебает и Россию сегодняшнюю со всей её свежей бронзой и фасадной риторикой. Если смеховая культура отдана на откуп козлищам, то забудьте, господа, про грядущее национальное государство. Как забудьте, товарищи, и про СССР 2.0. Что бы там ни слилóсь гармонично в умах мыслителей, цена этому будет невелика.
«Душу брось да растопчи. Мы слюною плюнем. А заместо той свечи кочергу засунем»…
Смеху гибельному, господа-товарищи, противостоит только смех воскресительный. Трактатами мудрыми, речами пафосными от стёбщиков не отбиться. И молитвы не помогут, увы. Не канут козлищи, даже если их разом все святые отцы проклянут.
Только смех их обезоружит. Только смех (тот, что сквозь слёзы) и культы, и культуру, а с ними и мир наш зыбкий убережёт.
Говорят, что смех убивает бога. Но разве бога так легко укокошить? Если смех убивает высшее в отдельно взятой душе, значит, душа к этому предрасположена. Значит, в ней, возможно, и не было бога этого никогда.
Говорят, что смех убивает страсть, включая страсть историческую. Но разве можно убить то, что основано на любви? Создать гнилую среду, где колёса истории забуксуют, возможно, а страсть по истории уничтожить слабó. Она всегда будет жить и нарастать в катакомбах.
Соединить смех и веру, смех и любовь, смех и слово – неслыханно трудно, но в то же время потрясающе интересно, важно, волнительно. Это, без всяких сомнений, путь к новому человечеству, устремлённому к звёздам через тернии издевательств, через эти шипы Танатоса.
Сегодня сатирику открывается неслыханный путь. Он впервые свободен: от указаний, догм, гонораров. И это не может не вдохновлять.
Он впервые один. И это не может не беспокоить.
Целое стадо козлищ смотрит на него с удивлением. Оно не может понять, почему кто-то всегда лезет в драку за то, что невозможно сожрать? Почему никак не выходит вытоптать всё до конца? И зачем на этой странной земле всегда возрождаются слово, страсть и надежда?