Светлеет ковыльное поле небес

* * *

Я не покину своих сторон –

Лучше на мокрой лежать земле.

По лбу рассыпанный чернозём

Каплями будет стекать по мне.

Дождь, только дождь, только капель стук...

Только не спать – ни одних секунд! –

Чтобы увидеть, из чьих же рук

В чьи-то другие меня возьмут.

Брошенный дом так по-бабьи выл,

Так голосил, отдавал дитя,

Что выйдут кости из-под могил

Строем идти отпевать меня.

Смерть красным криком, большой плитой,

Мясом заката раздавит грудь –

Но ляжет снегом и чешуёй

Там, где кому-то не продохнуть.

* * *

Из реки нет дороги – обратно, вспять, –

Потому что вернёшься ты не таким

И не тем, кто когда-то решил нырять

Под глазастые дыры зелёных льдин.

Потому что всплывать, когда в лёгких нет

Ни крупицы от памяти кислородной, –

Это то же, что видеть любимых черт

Заострённую силу смертей холодных.

Если в реку шагать и идти под лёд –

Или плыть, украшая ворсу течений, –

То остаться сегодня и наперёд

Силой тяги и вечностью воскрешений.

А иначе – течёт без тебя река

И промоет в горе и каньон, и гóре –

Не намочит ни ног тебе, ни рукав, –

Но и вместе с тобой городá не стронет.

* * *

Весны я не помню. Она уходит,

Разлитая в шуме грозы и свете

Сгорающих спичек в небесном своде,

Холодного мая в закатной меди.

И будто бы сверху глядят не строго,

И будто бы ночь не утопит в звёздах.

Смотреть завитками зрачков Ван Гога,

Надеюсь, ещё никому не поздно.

У ног косолапых сырых подъездов

Лежит не земля боронёной гривой,

Прорытая вплоть до мослов небесных,

Омытая волей и страшной силой.

Она – только впадина, мглистость моря,

Такая же ночь, что глотает смыслы...

Уходит весна и озоном смоет

Дыхание дыма, наивность листьев.

Два дня не шумело в небесной пашне.

Два дня мне не страшно коснуться глазом

Летящего ворона – к длинной башне –

И слов, рикошетных – во всех разом.

Я щурилась снегу в ответ на искры –

Теперь заберите весну такую,

Которая вся – темнота и тризна,

Плохая петля, разрывная пуля.

Идёт полутемень белёсой ночи,

И холод Невы омывает ноги.

Он трезв, он устал, он спокоен очень.

В нём виден исход для любой дороги.

* * *

Не прожиты сумерки, и города,

И плеч вековая усталость:

Под ложечкой неба пронзает звезда

Свою световую старость.

Наверное, я увлекалась тоской

И слишком людьми дорожила –

Хотела разбиться сиреной морской

О чьи-то железные жилы.

А венами этими – лишь провода

С пылающим их кровотоком

Бегут вдоль дорог неизвестно куда

В дрожании их одиноком.

Такая же тянется скудная нить

От туго смотавшего горло

Желания как-то небольно пожить

Вдали от зияний чёрных.

И тянется в звёзды – но будто от них

Под тяжестью всех притяжений,

Под грубостью силы ладоней моих,

Под скрытостью всех сожалений.

Светлеет ковыльное поле небес,

Стрижами поёт и воркует.

Как быть, если места для новых чудес

Под рёбрами не существует.