Замечательный русский писатель Всеволод Гаршин, участник Русско-турецкой войны (1877 г.), в рассказах о тех событиях («Четыре дня», «Из воспоминаний рядового Иванова») размышляет о природе войны, о её «тайной силе», а фактически создаёт реквием нашей извечной жертвенности. «Говорят, что нет никого, кто бы не боялся в бою, – пишет Гаршин, – всякий нехвастливый и прямой человек на вопрос, страшно ли ему, ответит: страшно. Но не было того физического страха, какой овладевает человеком ночью в глухом переулке при встрече с грабителем; было полное, ясное сознание неизбежности и близости смерти. И – дико и странно звучат эти слова – это сознание не останавливало людей, не заставляло их думать о бегстве, а вело вперёд. Не проснулись кровожадные инстинкты, не хотелось идти вперёд, чтобы убить кого-нибудь, но было неотвратимое побуждение идти вперёд во что бы то ни стало, и мысль о том, чтó нужно делать во время боя, не выразилась бы словами «нужно убить», а скорее – «нужно умереть».
День объявления Россией войны Турции Гаршин, студент Горного института, встретил так: «12 апреля 1877 года я с товарищем (Афанасьевым) готовился к экзамену по химии. Принесли манифест о войне. Наши записки остались открытыми. Мы подали прошение об увольнении и уехали в Кишинёв, где поступили рядовыми в 138-й Болховский полк, и через день выступили в поход...» Поразительно, как это совпадает с уже приводимыми нами воспоминаниями поэта Николая Петропавловского: «22 июня 1941 года... Мы, студенты строительного техникума, шумно обсуждали дипломный проект «Дворец строителей», когда, как удар по рельсу, аудиторию оглушило страшное слово «Война!». И вот мы уже в длинных очередях у военкоматов…»
Разумеется, прав фронтовик Виктор Авдеев, сказавший:
Победой не окуплены потери –
Победой лишь оправданы они...
Но эта жертвенность во имя Родины всегда была свойственна российскому воину со времён Александра Невского и Дмитрия Донского до наших дней, чему свидетельство – стихи участника современных войн, полковника запаса И. Морозова «Помяни нас, Россия…».
С. Наровчатов напоминает об историческом и духовном смысле ратного подвига: «На поверке перед строем полка командир называет имя солдата. «Пал смертью храбрых в боях за Родину»,– отвечает правофланговый. Редко кто знает, что эта старинная традиция русской армии впервые началась в Тенгинском полку, в котором служил М.Ю. Лермонтов на Кавказе. Вместе с лучшими традициями русских воинов она перешла в Советские Вооружённые Силы. В минуту, когда произносятся знаменательные слова, у всех – от ветерана до новобранца – встаёт перед глазами образ человека, навечно внесённого в списки части. Умерший, он остаётся жить; незримый, он находится в строю».
Увы, оскорбительное отношение Запада к нашей Победе в Великой Отечественной войне подтверждает истину о том, что история ничему не учит. Вот отчего так актуально во все времена звучит неуслышанное пророческое предупреждение Гаршина: «Мне кажется, что нынешняя война только начало грядущих, от которых не уйду ни я, ни мой маленький брат, ни грудной сын моей сестры. И моя очередь придёт очень скоро».
Леонид Решетников
(1920–1990)
Участник Великой Отечественной войны.
Ночная атака
Прожектор, холодный и резкий,
Как меч, извлечённый из тьмы,
Сверкнул над чертой перелеска,
Помедлил и пал на холмы.
И в свете его обнажённом,
В сиянии дымном, вдали,
Лежали молчащие склоны
По краю покатой земли.
Сверкая росой нестерпимо,
Белёсая, будто мертва,
За еле струящимся дымом
Недвижно стояла трава.
Вся ночь, притаившись, молчала,
Ещё не настала пора.
И вдруг вдалеке зазвучало
Протяжно и тихо: «Ура-а-а!»
Как будто за сопкою дальней
Вдруг кто-то большой застонал,
И звук тот, глухой и печальный,
До слуха едва долетал.
Но ближе, всё ближе по полю
Катился он. И, как игла,
Щемящая ниточка боли
Сквозь сердце внезапно прошла...
Но рядом – с хрипеньем и хрустом –
Бежали, дыша горячо,
И сам я летел через бруствер,
Вперёд выдвигая плечо.
Качалась земля под ногами.
Моталась луна меж голов.
Да билось, пульсируя, пламя
На выходах чёрных стволов.
* * *
Сколько их? Не считал, дорогая.
Здесь убитых не любят считать.
В этом поле от края до края
Кровью полита каждая пядь...
Если скажет кто: «Переплатили
Здесь за клок неудобных полей», –
Ты ответь, что у нас не любили
Торговаться с Отчизной своей.
Александр Люкин
(1919–1968)
Участник Великой Отечественной. Войну прошёл стрелком воздушно-десантного полка, а затем – минёром 38-го отдельного инженерного батальона.
* * *
Надо было послать солдата
На нейтральную
Мины снять.
Целый взвод –
Удальцы ребята.
Каждый хочет согласье дать.
У ребят золотые руки.
У ребят соколиный глаз.
Велики командиру муки –
Рисковать хоть одним из нас.
И молчим мы,
Всё это зная,
И стоит тишина,
Как гроб.
...Командир наконец выбирает
И целует
Солдата в лоб.
* * *
Солдату ноги перебило.
И на краю родной земли
Стонал он горько и уныло:
– Братишка, сжалься, пристрели.
А за спиной дома горели,
Солдатки плакали в дыму,
И мы его не пожалели,
Мы сохранили жизнь ему.
Орест Высотский
(1913–1992)
Участник Великой Отечественной войны, сын Николая Гумилёва, проживший долгую и трудную жизнь, побывавший и в сталинских застенках, после распада СССР оказавшийся за границей, в Молдавии, и похороненный там, в чужой земле Тирасполя. Н. Гумилёв был бы доволен своими сыновьями, ни в чём и никогда не посрамившими имени отца. Как написал О. Высотский: «Потомки поэта Гумилёва старались достойно продолжить традиции рода».
Северо-Западный фронт
У палатки медсанбата
На пологом берегу
Бинт в крови, обрывки ваты
На затоптанном снегу.
Под ветвями старой ели
Уложили мёртвых в ряд,
Из-под стареньких шинелей
Ноги голые торчат.
И на них, лежащих рядом,
Для которых кончен срок,
От ударов канонады
С веток сыплется снежок.
Их зароют в братской яме
В заболоченном лесу.
Но их подвиг будет с нами,
Но их подвиг, точно знамя,
До победы донесут.
Градежск
Ветер носится со свистом
И качает, как со зла,
Двух повешенных фашистов
Грязно-жёлтые тела.
Поднимает тучи пыли,
Рвёт с пожарища золу.
Здесь недавно немцы были:
Танк подбитый на углу.
Вместо школы – только щебень.
Весь забор в щелях от пуль.
И плывёт высоко в небе «рама»,
То есть «Фокке-Вульф».
Бьют зенитки, грохот взрыва
Раскатился на лугу
И на глинистом обрыве
Точно замер на бегу.
А с извилистой тропинки
Дали синие видны...
Вот: знакомые картинки,
Будни скучные войны.
Николай Силков
(1923–2011)
Участник Великой Отечественной войны. Участвовал в Орловской стратегической («Кутузов»), Донбасской, Мелитопольской наступательных операциях. В боях за освобождение Украины 1 октября 1943 года на подступах к городу Мелитополю был тяжело ранен осколками авиабомбы, в результате – ампутация ноги, полностью потерял зрение. Из госпиталя его определили в один из домов инвалидов в Армении. Домой возвратиться не мог, так как отец воевал, а мать и две сестры были угнаны в Германию. В конце 1944 года переведён в дом-интернат для инвалидов в Ивановской области. Здесь научился играть на баяне и гармони, начал писать стихи.
Воскрешение
В беспамятстве, искромсан и простёган,
Пронзаем болью и огнём палим,
Метался я у смертного порога
И в миг любой затихнуть мог за ним.
Но вопреки всему пришёл в сознанье,
А в сердце жуть плеснулась через край.
Слух уловил хрипенье, бред, стенанья,
Как будто в ад попал я невзначай.
На зов мой раздались шаги мужские,
И удивлённо голос произнёс:
«Никак очнулся? Это здесь впервые!»
А я смущённо задаю вопрос:
«Махорки не найдётся ль на закрутку?»
И санитар в ответ, крепясь от слёз:
«Тебе, милок, лишь потерпи минутку,
Найду я пачку лучших папирос».
И, покурив, я вновь был из подвала
Сидельцами в палату вознесён.
Весна-красна свой календарь листала,
И в душу лил бальзам – капели звон...
Виктор Авдеев
(1923–1955)
Участник Великой Отечественной войны.
* * *
Победой не окуплены потери –
Победой лишь оправданы они...
И вот опять стучусь я в эти двери,
Где старики который год одни.
О, возврати им, всемогущий Боже,
Последний смех и первую слезу!
…Но Бога нет, и все разлуки схожи,
И в доме тихо, как зимой в лесу.
Как в том лесу, где мы в ту зиму злую
Их сына хоронили всем полком.
Вновь за обедом стул его пустует,
И фото – в чёрной рамке под стеклом.
Она опять покрыта свежим лаком:
Им в жизни больше нечем дорожить.
...Вчера я, уходя от них, заплакал.
Но даже плакать – это значит жить…