Моя подруга постоянно обдумывает свой личный основной вопрос философии: «Правильно ли мы сделали, что тогда вернулись?» Они с мужем жили за границей в конце 80-х и в начале 90-х, но – вернулись. Так вот правильно или нет? – спрашивает себя моя приятельница. И не знает ответа. При этом она вполне материально обеспечена здесь.
Зуд суеты
Сегодня распространено мнение, что поток эмигрантов из России всё плотнее и плотнее. Будто бы множество наших соотечественников бегут из страны или обсуждают детали скорого отъезда на сайте Пора валить – такие картины рисуют западные или прозападные СМИ. Люди стали основной статьёй российского экспорта – извещает склонный к сильным утверждениям и ярким эмоциям The Economist.
Но вот более сдержанный американский Forbes (2013/02/27) опубликовал любопытную статью – Mark Adomanis «Миф о российской утечке мозгов». В ней автор всего-навсего сравнил российские цифры эмиграции с другими странами. И что же вышло? Вышел конфуз, т.е. ничего особенного. Пик отъезда был в 2002 году, сегодня он снизился на треть.
А вообще за последние двадцать лет из России уехало 2,5% населения, а из стран Восточной Европы, включая Прибалтику, где всё, как принято считать, гораздо лучше, – 20–25%. В последние годы из России уезжают 100 000 человек в год, а из Америки – 300 000. А о том, что не уезжают, но мечтают как-то особенно страстно – это не подтверждается. В России думает об отъезде 22%, а в Германии и Франции – около 27% (это не я говорю, это американский Forbes).
Утверждение, будто россияне уезжают из-за попрания идеалов демократии, – это, конечно, чисто западная фантазия, да и не верит в неё никто, разве что какая-нибудь «запоздавшая во времени» старушка-диссидентка.
Россияне уезжают за квалифицированной работой и адекватной зарплатой – вот за чем они едут. И плохо то, что уезжают именно самые квалифицированные и подготовленные. Студенты Физтеха деловито готовятся к отъезду, как прежде, вероятно, к распределению. Наука, как они считают, в родном отечестве никому не нужна. А потому в одной только Силиконовой долине, утверждают СМИ, сорок тысяч наших.
Недавно мы с мужем были по своим бизнес-делам в Израиле. Он заранее списался со своими бывшими одноклассниками по знаменитой московский матшколе: сегодня добрая половина из них в Израиле или в США.
Женщина, которая собрала у себя дома бывших одноклассников, работает программистом, муж, из той же школы, чем-то в этом роде. Ещё одна одноклассница моего мужа работает в банке, третья – тоже программистка. Зарабатывают все прилично, кое-что могут себе позволить, много путешествуют – и сами по себе, и по работе. Пришёл и их старый учитель физики. Так вот учитель – учительствует.
Все эти люди работают по специальности. Никто из них не сделал грандиозной карьеры, не завёл собственного бизнеса, не зашиб больших денег, но во всех чувствуются жизненная устойчивость и достоинство профессионалов.
Наше поколение, хватавшееся за всё, жадно глотавшее новые возможности и приманки, и даже кое в чём преуспевшее, напрочь лишено этого спокойного чувства. У нас в последние двадцать лет все что-то нервно комбинируют, хватаются за то и это, едва научившись слегка чему-нибудь – тотчас бросают, чтобы схватиться за что-нибудь ещё или пуститься вдогонку за новой химерой. Во многом поэтому, на мой взгляд, у нас трудно заниматься наукой да и вообще серьёзной умственной деятельностью: всё время свербит суетливая мыслишка: «Ты тут уравнение какое-то дурацкое решаешь, а люди там карманы набивают». Все подвержены зуду суеты. Все под её прессом.
У нас в России сегодня нет никакой другой шкалы успеха кроме денежной. Нет сообщества, которое ценит что-то иное, кроме того, сколько ты «приподнял бабла». В основе этого американская точка зрения – всё сводить к деньгам. В сущности, даже не американская, а общекапиталистическая. Но западный капитализм – разнообразнее и сложнее, чем то, что сложилось у нас.
Моральные стимулы
На Западе всё-таки существуют разные сообщества и разные критерии успешности человека. Есть там и учёные, которые оцениваются в своём кругу не по тем критериям, которые применяются к биржевым спекулянтам. У нас этого нет. И даже если учёному предлагают приличные деньги (а это сейчас у нас случается, в космической области – точно), так вот даже в этом случае как-то ничего не выходит. Нет среды, нет сообщества, в котором ты бы мог спокойно работать и уважать себя за научные достижения. Ведь человеку порою важнее хлеба – уважение. В первую очередь – самоуважение. И не надо обольщаться мыслью: вот вбросить денег – и всё закрутится, и всё будет хорошо. Не будет! Нужны почва, среда, сообщество, питательный бульон науки. Одними деньгами тут делу не пособить, да и невозможно, немыслимо, чтоб молодой учёный зарабатывал столько, сколько, положим, удачливый риелтор. Тут, странным образом, нужны моральные стимулы.
Собственно, отъезд специалистов – это один из видов дани, которую платят страны третьего мира – первому миру. При этом уезжают не только какие-то уж невероятно квалифицированные – просто нормально грамотные, умеющие что-то делать. Попалась цифра: 80% врачей с Ямайки работают за рубежом, а значительная часть больниц на Карибах держится за счёт кубинских медсестёр.Моя знакомая из Германии трудится почему-то в Англии, зато в испанской компании подвизается почему-то немка. Глобализм! Вот и мы, так сказать, встроились в глобальные процессы.
Но на самом деле, когда немка едет на работу в Англию и русский едет в любую из этих стран, – это принципиально разные вещи. Свободный обмен специалистами – хорошая вещь, когда страны более-менее равны по своему уровню развития: даже термин сложился – «симметричные страны». Это вроде свободной торговли: она полезна и благодетельна только между симметричными странами. Если специалист уезжает в более развитую, происходит просто высасывание человеческого ресурса из менее развитой страны. Что в реальности у нас и происходит.
Домик у моря
Другой вид эмиграции – пенсионно-курортная. В последние пару десятков лет отошедшие от дел граждане из северных стран покупают домик возле тёплого моря, где и коротают остаток дней.
В деревне на Кипре, где я живу летом, таких добрая половина. Главным образом англичане, но попадаются и немцы, швейцарцы, даже канадец один приехал. Перед кризисом 2008 года, когда надувался пузырь недвижимости, а ипотечные кредиты не то что давали, а прямо-таки впихивали, пенсионная эмиграция получила существенный толчок. Киприоты побросали свои поля и принялись – скорей-скорей – строить посёлки для будущих эмигрантов-пенсионеров. Среди чиновников сформировалась особо доходная коррупционная специальность – перевод земли сельхозназначения в землю, где разрешено строительство. Кризис порядком подпортил дело: построенные посёлки стоят не распроданные.
Многие русские, заработав денег на жизнь до конца дней, тоже отбывают в тёплые края. Американская мудрость: «Retire young and rich» – «Уйди на покой молодым и богатым» – добралась и до наших палестин. Много способствовали её популярности книжки Роберта Кийосаки «Богатый папа – бедный папа». Сначала-то он совместно с какой-то бухгалтершей вроде как учил правильно распоряжаться деньгами, дальше – больше, и наконец он сформулировал глобальную философию жизни: выскочить из «крысиных бегов» ежедневной работы и зажить как рантье.
А мне вот всегда подобная жизнь – комфортабельное пенсионерство – казалась ужасной, даже зловещей какой-то. Смерть заживо. Для такой жизни есть хорошее слово в пенсионном законодательстве – «дожитие». Я, разумеется, никого не критикую, я просто рассказываю, как я это чувствую. Все наперебой рассуждают о пенсионерских радостях: экскурсии туда, поездки сюда, хобби там всякие, культурные развлечения, общение с себе подобными на темы похудения (это самая нынче животрепещущая тема). А ежели ты не стар и не ветх – флаг тебе в руки. Сёрфинг, бёрдинг, дайвинг и прочие молодецкие забавы. Можно на джипах по буеракам рассекать, можно на яхте по морю болтаться.
Что мне в этой сказочной жизни не нравится? Долго не могла ответить себе на этот вопрос, потом – поняла. В этой жизни, столь для многих желанной, НЕТ БУДУЩЕГО. Перспективы нет. Там в принципе не к чему стремиться – жизнь эта не заточена на стремление, оно в ней не предусмотрено. Нет цели, нет вершины, на которую карабкаться. Можно чему-то учиться? А зачем? Изучать что-то? А на фиг, если цели нет. Просто для профилактики болезни Альцгеймера? Это свой личный, маленький конец истории.
...Несколько лет назад моя приятельница организовывала путешествие своих дальних родственников, живущих в Америке, по исторической родине – по России. Она составила программу пребывания, разработала маршруты, всё учла: театры, музеи, ностальгические места, новые места…
– И вот, – рассказывает Регина, – сидим мы в дорогом ресторане, они едят с аппетитом и всё-всё-всё – ругают. Всё им не любо, всё не нравится, всё ужасно, сплошная деградация, вокруг угрюмые толпы пьяниц (в реальности вокруг была немногочисленная и весьма буржуазная публика), нет, жить в этой стране – врагу не пожелаешь.
Сначала Регина удивлялась и даже слегка про себя обижалась, но потом – поняла (психолог как-никак по диплому!): им очень НАДО, чтоб здесь было плохо. Бедно, грязно. Если вдруг не бедно, то хотя бы опасно. Если не опасно, то всё равно вот упадут цены на нефть и тогда… Не упадут цены – так ещё что-нибудь упадёт: самолёт или мост.
Наконец, тут совершенно нет демократии. Значит, они, уехав из России, сделали правильно, правильно, ПРАВИЛЬНО!!! И даже если оставшиеся в России родные и друзья юности оказались ничуть не беднее их деньгами и возможностями – всё равно они, уехавшие, поступили прозорливо и перспективно, они спасли детей, они их вывезли, и вот теперь у детей есть будущее. (Формулу «спасать детей» я впервые услыхала в конце 80-х в интеллигентных компаниях, собиравшихся в академических кооперативных квартирах на юго-западе; услышала и удивилась: я по недомыслию полагала, что моему малышу ничего особо не угрожает.) Когда Регина всё это поняла, она не только перестала обижаться, но и прониклась к своим родственникам соболезнующей симпатией психотерапевта.
Но Регинины родственники хоть приехали. А сокурсник мужа по Физтеху – тот пока не отважился. История его такова. Году в 90-м Валерий эмигрировал в Канаду. Был научным работником, но потом от науки отбился и организовал успешный бизнес по переводу; он его и кормит, и неплохо. К тому же у него жена имела полезную для Канады специальность – лесовод, окончила лесотехнический институт. В общем, живут хорошо, очень насыщенно и ярко, о чём он постоянно уведомляет по скайпу ещё одного их сокурсника. Сейчас супруги перешли в режим просвещённых пенсионеров и прилежно отдыхают, упорно путешествуют, трудолюбиво развлекаются (охота, рыбалка).
Однажды он прислал мужу письмо, где рассуждал о возможностях для нас тоже эмигрировать в Канаду. Муж ответил, что-де мы уж стары для столь радикальных перемен, и пригласил его к нам погостить. И что же выяснилось? Оказывается, он смертельно боится… кровавого КГБ. Мол-де только он вступит на политую праведной кровью мучеников режима российскую землю – его тотчас схватят и препроводят в каталажку, а оттуда – прямиком на малую историческую родину – в Сибирь (сам он из Сибири). Поэтому Валера ни разу не был в России – боится!!!
Валерий – жертва антироссийской пропаганды? Отчасти – да, но лишь отчасти, и это не главное. Главное в том, что своими мыслями он поддерживает собственную идейную целостность и психологический комфорт. Он выработал себе вполне герметическую картину мира, которую он инстинктивно оберегает от вторжения лишней и не прошенной информации.
Чувство вины
Любопытно, что русским эмигрантам чаще всего не достаточно, чтобы им было хорошо, им страсть как хочется, чтобы оставшимся было плохо. Они в этом не признаются, в том числе и себе, но это ясно видно по тому отбору фактов, который они ведут. Отключили московский телефон за неуплату – какая жестокость! В Америке бы сто раз уведомили. Матерятся в маршрутках – такая культурная деградация!
Почему так? Может, им не так уж хорошо? Да нет, вроде нормально устроенные граждане с домиками, садиками, лабораториями и зубными кабинетами… Мне кажется, на донышке души у них есть смутный осадок невнятной вины. За что? – возмутится продвинутый и креативный. Я этой стране ничем не обязан! Это она оказалась меня не достойна, это она мне не обеспечила, не создала условия, вот я и был вынужден… И вообще я не провинциальный совок, я гражданин мира: нынче здесь, завтра там.
Всё так, но тем не менее это смутное чувство вины есть. И именно оно делает их нервными и какими-то дёрганными.
В чём источник этого чувства? Герой Андрея Платонова говорил: «Без меня народ не полный». Это очень русское чувство. Эти люди уехали, и с их отъездом их народу, их стране стало хуже. А они могли сделать что-то полезное, чтобы стало лучше. Потому что страна – это прежде всего люди. Если я, ты, он, она уедем, то кто же улучшит жизнь? И смутное чувство вины – оно есть, оно живёт. И заставляет нервничать.
А может, причина не только в нём. Кто они там? Какая у них национальность, какой язык? Технически говорить и писать можно научиться, а вот думать всё равно ведь будешь на своём. Я в лучшие времена говорила не на своём языке настолько бегло, что во мне не сразу опознавали иностранку. Но всё равно ты не можешь выразить на чужом языке всё, что тебе хочется. Даже Лев Толстой говорил, что по-французски у него какие-то другие, более плоские мысли. Известно высказывание Достоевского, что любой парижский куафёр может придумать и пустить в оборот словцо, и оно приживётся, а вот русский француз, проживший годы в Париже и говорящий превосходно по-французски, – не может.
И не нужно обольщать себя болтовнёй о «гражданах мира», объясняющихся на эсперанто или деловом английском. Нет их, граждан мира. Человек входит в человечество не непосредственно, а через свою нацию. Он прежде русский, или немец, или француз, а уж потом – гражданин мира. Нация – это общие корни, общие воспоминания, а без корней – плохо. Недаром с этим столь возмущённо спорят. Потому и спорят, что плохо…
* * *
Вернутся ли они? Вряд ли. Ещё более маловероятно, что вернутся их дети. Выучившиеся за границей, скорее всего, там и останутся. Хотя кто знает… Люди едут не только в богатые страны, но и в те страны, где происходит что-то яркое, интересное, новое. Это создаёт силовое поле, притягательное именно для активных, творческих людей. Когда-то Советский Союз был такой страной, и сюда ехали многие – от физика Понтекорво до китайского деда одного нашего приятеля, приехавшего некогда в СССР вершить мировую революцию. Начнётся здесь какая-то позитивная, интересная, яркая «движуха» – и народ вполне может потянуться; во всяком случае, я этого не исключаю.
Но начать, конечно, должны мы, которые остались. Не дожидаясь пресловутых иностранных инвесторов.
Татьяна ВЛАДИМИРОВА