
Джо Викери – один из ведущих западных экспертов по русскому искусству. На протяжении двух десятилетий она руководила русским департаментом «Сотбис», когда этот аукционный дом проводил знаковые торги и, в частности, парижской коллекции Галины Вишневской и Мстислава Ростроповича, которая сейчас находится в Константиновском дворце Петербурга. Сейчас Джо Викери возглавляет англоязычное онлайн - издание «Art Focus Now», посвященное современной арт – сцене России. Автор монографии «Замороженная мечта: современное российское искусство», она хочет написать книгу о великой художнице Наталье Гончаровой и издать ее на нескольких языках. С известным искусствоведом побеседовал парижский корреспондент «ЛГ».
-Как у вас, шотландки, возник интерес к русскому искусству? Наверное, через литературу – вы же славистка? Кого из наших художников вы открыли для себя первым?
-Да, но самым важным для меня, молодой студентки, стал жизненный опыт, приобретенный в России в начале 1990-х. Еще до знакомства с русским искусством, я прониклась симпатией к стране, к ее людям и языку. Примерно в то же время я открыла для себя в книгах картины Василия Кандинского и, чтобы посмотреть их, накопив денег, отравилась в Мурнау и в Мюнхен. Его работы стали для меня настоящим откровением, которое определило выбор моего пути как арт-эксперта. В то время я ничего не знала об истории русского искусства, и мое приобщение началось, когда я пришла в русский департамент «Сотбис» в 1997 году. Вначале была tabula rasa – чистый лист, но через год я имела общее представление о многих героях, которых и сегодня изучаю и люблю. Хотя прошло еще целое десятилетие, прежде чем в Париже художник Сергей Есаян познакомил меня с нонконформистами.
-Какие самые памятные шедевры прошли через ваши руки в «Сотбис»?
-Меня всегда интересовало искусство в целом, а также были широкие собственные вкусы. В «Сотбис» в 2004 году нам повезло выставить на продажу коллекцию ювелирных изделий Карла Фаберже из собрания Форбса. В один прекрасный день я сидела в крошечной комнатке в нашем нью-йоркском офисе и в белых печатках бережно доставала коронационное пасхальное яйцо из коробки. Я не только держала в руках прекрасное произведение, но и прикасалась к истории. Мне нравится, как искусство связывает нас с прошлым. В 2008 году в европейской частной коллекции я нашла картину Олега Васильева (видного художника – нонконформиста - Ю.К.) «Перед заходом солнца», которая ушла с молотка за рекордную и поныне сумму. Это полотно выразило целое поколение. Есть такие продажи, которые навсегда остаются в памяти, – например, собрание дореволюционного русского искусства, которое Мстислав Ростропович и Галина Вишневская хранили в своей парижской квартире.

-Как изменилась российская арт-сцена за последние два – три десятилетия?
-В конце 1990-х годов в Лондоне и Нью-Йорке эта арт-сцена представляла собой относительно небольшой рынок с присущей ему ностальгией и сентиментальностью. Кроме того, были коллекции русских эмигрантов или русофилов, которые приобретали идеализированные изображения дореволюционной России. Если тридцать лет назад коллекционеры любили картины XIX -го века, которые в стиле Толстого изображали крестьян, трудившихся на полях, то сегодня крупные русские клиенты говорят мне, что им нужны пейзажи, но без крестьян. Когда на рынке в 2000-е появились «новые русские», они хотели только картины, которые видели в школьных учебниках. Цены росли очень быстро, а коллекционирование напоминало спортивные состязания. Одна из первых ниш на российском рынке, которая быстро расширялась, была «Парижская школа» (условное обозначение нескольких поколений художников разных стран, в том числе и русских, обосновавшихся в прошлом столетии на берегах Сены. – Ю.К.). Если раньше «Парижская школа» выпадала из поля зрения, то сейчас она пользуется заметным спросом. Помимо этого, среди любителей живописи растет интерес к нонконформистам – то есть, арт-рынок продолжает развиваться. Вместе с тем, многие коллекционеры, покупающие классиков, не намерены приобретать нонконформистов.
-Российские аукционы, арт-ярмарки и ряды коллекционеров растут как грибы. Поднимаются и цены на современную живопись. К примеру, работы нонконформистов на торгах в Москве, отмечают специалисты, стоят заметно дороже, чем на Западе.
-На Западе – за исключением краткого постперестроечного периода - никогда не понимали советское нонконформистское искусство. Оно крайне редко выставлялось в ведущих западных музеях. Ему нужны более широкая институционная поддержка, большие обзорные и тематические выставки, совместные экспозиции.
-Сегодня в Москве намного больше выставок, чем в Париже или в Лондоне. «Передвижники» в Третьяковке, «Наследие Петра Великого. Дворцовые перевороты», «Жили-Были. Школа русской сказки», «Айвазовский. Кандинский. Ожившие полотна». Не забыто и западное искусство – Босх и Брейгели, Франс Снейдерс, Фрагонар, Дали, Пикассо и проч. «Если звезды зажигают, - вопрошал Маяковский, – значит - это кому - нибудь нужно?» Значит, в жизни россиян искусство занимает особое место?
-Сама я выросла в стране, где искусство относилось и по-прежнему относится к элитарной сфере. И меня всегда поражало, в какой степени искусство и культура интегрированы в каждодневную жизнь России. Искусство может просвещать людей, исцелять их, развлекать, ставить вопросы и служить нам утешением - как в хорошие, так и в плохие времена.
-В Москве один за другим создаются новые выставочные залы и галереи, открываются филиалы старых институций. Идут работы по завершению музейного квартала ГМИИ имени Пушкина. «Москва станет великой столицей искусства», -заявила в беседе со мной Сюзанн Паже, художественный директор Фонда Луи Вюиттона в Париже, который проводил у себя беспрецедентные выставки собраний Сергея Щукина и братьев Ивана и Михаила Морозовых. Обоснованы ли такие ожидания?
-Самые большие коллекции сегодня создаются в России крупнейшими частными коллекционерами. И мне хотелось бы, чтобы в будущем одна или две из них были выставлены для публичного показа в Москве. Кроме того, для превращения Москвы в новую музейную столицу мира, на мой взгляд, нужно выделить крыло государственного или даже частного музея для работ ведущих современных художников разных стран.
-Уникальное собрание русского современного искусства американца Нортона Доджа, включающее более 20 тысяч произведений, несколько лет назад было передано Музею Циммерли в Университете Ратгерса в городе Нью-Брансуик. Какова ждет его судьба? Не лежит ли оно преимущественно в запасниках ценным, но мертвым грузом?
-Это исключительное достижение одного человека, который собрал такие произведения искусства. Одновременно это урок того, что лучшее искусство и лучших художников следует приобретать, поддерживать и лелеять на уровне как частных коллекционеров, так и государственных арт-институций.
-Недавно в Чикаго вышла обстоятельная монография американского искусствоведа Кристины Киаер, посвященная Александру Дейнеке, который до сих пор известен на Западе лишь специалистам. Среди недооцененных русских мастеров можно назвать хотя бы Илью Машкова, Петра Кончаловского, Гелия Коржева, некоторых нонконформистов. С чем связано отсутствие внимания на Западе к таким замечательным именам?
-Я бы начала этот список не с художника, а с одной картины - «Черного квадрата» Малевича. Она пока не стала такой же иконой ХХ века – как, скажем, «Подсолнухи» Ван Гога или кубистические женские портреты Пикассо - и это полная ересь. Не важно, что вы думаете об абстрактном искусстве, но «Черный квадрат» не может вас не трогать или не бросать вам вызова. Отсутствие интереса, несомненно, в основном объясняется отсутствием раскрученности произведений искусства и их известности на Западе.
-«Однажды западные коллекционеры проснутся и осознают, насколько важно русское искусство», - сказал вам однажды американский бизнесмен – страховщик Нил Ректор, член Фонда друзей Эрмитажа, собравший превосходную коллекцию российских нонконформистов. Можно ли рассчитывать, что рано или поздно у них откроются глаза?
-Хотя я считаю, что в России на государственном уровне в определенной степени признавали необходимость продвижения искусства за рубежом, прошлые начинания были спорадическими и недостаточно финансировались. Нужно больше культурных инициатив, которые способствовали бы пониманию вклада России в мировую историю искусства. Может быть, сейчас для этого не самый удачный момент, но он наступит в будущем.

-Нынче на авансцену нашего искусства активно выходят молодые художницы. Назовем их «новыми амазонками», которые продолжают дело отважных воительниц прошлого - Натальи Гончаровой, Любови Поповой, Ольги Розановой, Александры Экстер. Чем вы объясняете востребованность нового поколения? Слабый пол в своих поисках оказывается изобретательнее сильного?
-Стремясь понять душу народа, я чувствую, что сегодня в России есть место для архетипа художницы - воительницы. Арт- перфоманс и арт-активизм превратились в сильные течения в российском искусстве – главным образом потому, что в них есть потребность. Оглядываясь назад, мы видим, что нонконформисты - это поколение мужчин. Вместе с ними были их преданные и жертвенные музы, которым приходилось - по ту сторону сцены - все выносить на себе, но их имена канули в небытие. Исключение – Лидия Мастеркова (русская художница – нонконформист, умершая во Франции – Ю.К.)
-Вы называете Россию одной из колыбелей абстрактного искусства – снова вспомним, хотя бы Кандинского или Малевича. Однако абстракция не получила у нас широкого признания. Предпочитают по-прежнему фигуративную живопись. Чем вы объясняете устойчивое неприятие нашей публикой абстракции? Надо ли раскручивать это искусство, или оно раскручивает само себя?
-В конце ХХ столетия американцы проделали колоссальную работу по превращению абстракции в важный бренд. И мы не должны забывать, что в послевоенное время они оказались пионерами и дали миру несколько крупных имен. В живописи русские обычно отдают предпочтение нарративу и ясному смыслу. Хотела бы верить, что великое искусство само себя продвигает, но когда смотришь на искусство нынешнего времени и недавнего прошлого, видишь, что этого не случается.
-Как складываются сейчас на арт-сцене отношения между художниками и музейщиками, галерейщиками, искусствоведами, кураторами, экспертами, критиками и проч.? Если я правильно понимаю, схватки между ними не затихают? Один из самых дорогих живописцев Марк Ротко (1903-1970), уроженец Российской империи, называл их «стайкой паразитов, пьющих кровь искусства». Что бы вы ему ответили?
- Консультируя художников, я говорю им, что важно сознательно и активно вписываться в арт-экосистему, делать все, чтобы ваша работа была замечена – а это означает сотрудничество с кураторами и с галереями. Талантливые аутсайдеры всегда готовы сражаться с существующей системой, но если вы блистательный артист, то весь мир будет в вашем распоряжении, и за вами побегут владельцы галерей, историки искусства, кураторы, эксперты и критики. Хочу предупредить: хотя Ротко и был великим артистом, он потерял душевное равновесие после того, как его картины стали стоить кучу денег. Художник решил, что люди хотят иметь их только потому, что его полотна такие дорогие, а не потому, что они им нравились. (находившийся в тяжелой депрессии художник свел счеты с жизнью в 66 лет в 1970 году– Ю.К.).
-На выставках и на торгах современной живописи появляется невероятное количество подделок. Искусствовед и вдова знаменитого нонконформиста недавно призналась, что она сама уже не в состоянии отличить подлинники ее мужа от фальшаков. Как этого избежать? Эксперт «Сотбис» Филип Хук считает, что лучше покупать картину художника, которая воспроизведена в его полном каталоге – резоне. Мудрый совет? Или от фейков защиты нет?
-Сама я всегда советую приобретать работу, которая есть в каталоге – резоне по той причине, что тогда она лучше сохранит свою репутацию, на которую никакие эрудиты не повлияют. Некоторые дилеры повышают цену за такую картину, и я думаю, это справедливо. К сожалению, многие произведения русского искусства после Октябрьской революции были разбросаны по всему миру, документы и архивы погибли, и вплоть до конца 1970-х годов многие художники уехали из России за границу. Поэтому составление такого каталога – дело чрезвычайно трудное и дорогостоящее. Если вы коллекционируете искусство, вам полностью не избежать риска нарваться на фейк. Так или иначе, я всегда рекомендую до приобретения произведения собрать всю информацию, узнать разные мнения, выслушать надежных советников.
-Вы продолжаете ваши изыскания? Ждете новые открытия? Кому вы собираетесь посвятить свою новую книгу?
-Я хотела бы поддержать ваших молодых артистов, а также продолжить поиски неизвестных шедевров русской истории искусства. Хотела бы также написать биографию Натальи Гончаровой, и если издатели, которые прочтут нашу беседу, заинтересуются, – давайте поговорим. Для ее подготовки мне надо отправиться в Москву, поработать в архивах, собрать материалы, чтобы передать дух того времени и его влияние на судьбу художника. В идеале такую книгу можно было бы опубликовать на русском, английском и – почему бы и нет - на французском языках.
Юрий Коваленко, собкор «ЛГ», Париж