Евгений Расторгуев. К 100-летию со дня рождения художника: [художественный альбом.] – М.: ИД «Городец», 2021. – 168 с.: ил.
Существуют художники, в чьих творениях зримо отражается их душа, распахнувшаяся навстречу людям. И тогда неизреченное становится громко сказанным и, разумеется, услышанным.
Евгений Анатольевич Расторгуев (1920 – 2009) обладал редким и необыкновенным даром влиять своей личностью и своими творениями на психику собеседников и зрителей. И душа у него была не холодной, назойливой и поучающей, а отзывчивой, незлобивой и приветливой. Судя по его художественному и литературному наследию, он относился к людям рассудительным со склонностью к неожиданным эмоциональным проявлениям. Чтобы от тоски не зачахнуть, работал весело, себе в удовольствие. Любил повторять: «Искусство должно быть веселым, а русское – еще и озорным».
Человеком Евгений Расторгуев был самобытным и ершистым. Мало на кого похожим. Не случайно же он получил среди своих домашних прозвище «Ежик»! Может быть, потому-то и книга-альбом, посвященная его 100-летию, получилась праздничной и задиристой. Неожиданной как по форме, так и по содержанию. Его составители Л. Варламова, Н. Варламова и А. Асташенков. Внешне он напоминает выставочный каталог, а по тематическому разнообразию составляющих его эссе – эпикриз. То есть суждение о состоянии здоровья пациента. Он содержит диагноз, объясняет причину возникновения высокой болезни, которой художник был инфицирован уже в молодые годы. Чтобы еще глубже и основательнее понять, что из себя представляет это чрезвычайно редкое в наши дни заболевание, советую обратиться к поэме Бориса Пастернака с тем же название – «Высокая болезнь» (1923 – 1928).
О Евгении Расторгуеве и его творчестве рассказали двенадцать человек, хорошо его знавших. В основном из его окружения. Все они имеют непосредственное отношение к изобразительному искусству либо как художники, искусствоведы, историки и кураторы художественных выставок, либо как собиратели и хранители его работ и почитатели его таланта. Издание этой книги-альбома было осуществлено при спонсорской поддержке предпринимателя Антона Треушникова.
Идеи хороши при условии, когда от них есть какой-то толк
Иной раз Евгения Анатольевича, ревниво и наступательно оберегавшего свои взгляды на изобразительное искусство, заносило. Однако он никогда не выказывал ни речью, ни жестами пренебрежительного отношения к своему оппоненту. Разубедить Расторгуева в том, в чем он был уверен и что упорно отстаивал, было невозможно. Идея, в действенности и эффективности которой он был убежден, была для него важнее всего прочего. Успеха, денег, известности. В отстаивании своей правоты он на компромиссы не шел. Был фанатиком. Художник Валерий Бабин отмечает эту особенность натуры Евгения Расторгуева: «Идея, возникнув однажды, надолго и полностью овладевала им. Так было с его идеей «живописи на кресте», т. е. каждый живописный план должен лежать на кресте вертикали-горизонтали в плоскости холста. Позднее – это «ракурс света». Встречаясь с кем бы то ни было, он сходу начинал: «Ты знаешь, надо писать ракурс света».
Теперь мы знаем, что подобная напористость Евгения Расторгуева в распространении собственных выстраданных им мыслей объясняется не его желанием взять у кого-то из художников реванш. Он, как мне представляется, пытался объяснить им, где находится источник с живой водой, столь необходимый для омоложения издыхающего на их глазах искусства. Об этом говорит художник Алексей Дмитриевич Березовский в эссе «Генератор идей Евгения Расторгуева»: «Он дал возможность зрителям, приходящим на выставки, отвлекаться от унылой обыденности окружающей жизни, обращаясь к тому источнику, который называется «Генератор идей Евгения Расторгуева». Это возможность навсегда изменить свой взгляд на мир, а значит, и свою жизнь к лучшему».
Из эссе «Исконный художник Евгений Расторгуев», автор которого Андрей Дмитриевич Сарабьянов, историк искусства, искусствовед, эксперт живописи, издатель книг о русском авангарде, узнаём, что именно воплощает искусство художника, почему он обратился к неопримитивизму.
При всех благих намерениях и интересах художников-передвижников, как полагает автор эссе, они воспринимали народность только с внешней стороны. В «народном» сюжете, в деталях быта, костюма, окружения. Однако «к пониманию и освоению стилистики народного творчества русское искусство подступило, только когда на его сцену вышли художники-авангардисты. Народное искусство, наряду с древнерусскими иконами и фресками, стало объектом художественного восприятия. В нем увидели свою эстетику, свои законы, свою историю».
Андрей Сарабьянов относит появление «неопримитивизма» в русском изобразительном искусстве к самому началу двадцатого века и связывает его с именами Михаила Ларионова (1881 – 1964), Наталии Гончаровой (1881 – 1962), Казимира Малевича (1878 – 1935), Владимира Татлина (1885 – 1953), Александра Шевченко (1883 – 1948) и других. Приставка «нео» означала, что эти художники не подражают народным мастерам. Их задача иная: научиться говорить их языком. Для ее осуществления они «изучали народную вышивку и одежду, игрушки, провинциальные городские вывески». Именно таким образом художники «неопримитивисты» противостояли академизму, салону, политизированному реализму. Андрей Сарабьянов приходит в своем эссе к следующему умозаключению: «Неопримитивизм для Расторгуева тоже стал своего рода противостоянием официальному искусству, хотя не был вызовом, а оказался скорее «уходом в себя». Но и до этого момента у художника уже была биография».
Жизнь прожить – не поле перейти
Родился Евгений Расторгуев 23 февраля 1920 года в селе Николо-Погост Нижегородской губернии. Его отец Анатолий Александрович был сельским учителем, мать Елена Григорьевна, урожденная Жерехова, происходила из мещан. Новорожденного назвали в честь брата отца – офицера, погибшего в 1919 году. Другой брат отца был жив и относился к людям зажиточным. Он жил в Москве в собственном доме и во время НЭПа занимался торговлей. Еще школьником будущий художник несколько раз приезжал к дяде. Первая поездка состоялась в 1930 году. Тогда он посетил Государственный музей изящных искусств и увидел в нем полотна Поля Сезанна. Сказать, что они его потрясли – ничего не сказать. Они накрепко врезались в его сознание.
Зимой 1924 года семья Расторгуевых переехала в Городец на Волге в дом бабушки Анны Спиридоновны Хорошеньковой. Евгений был очень к ней привязан и часто вспоминал ее в разговоре с близкими людьми как женщину глубоко верующую и добрую. Особенно ему запомнились ее разговоры с Богом, когда она становилась на колени перед домашней иконой.
Художник постоянно вспоминал город того времени: «Городец еще со старыми вывесками в деревянной резьбе. Прялочные донца продаются на базарах. Большие ярмарки по берегу Волги и на базарной площади». Вспоминал он, как для местного пряничника Алексея Горохова еще ребенком написал масляными красками картину «Ниагарский водопад» и в розово-голубых тонах портрет Тургенева. Этот человек стал его первым художественным меценатом и щедро расплатился за работу полными собраниями сочинений Короленко и Гамсуна.
К тридцатым годам семья увеличилась. У Евгения Расторгуева появились братья Владимир и Виталий, а также сестра Елена.
Новый переезд семьи в поселок Правдинск произошел в 1934 году. На этот раз отец оставил работу учителя и стал работать бухгалтером на Целлюлозно-бумажном комбинате Балахнинского района. У Евгения начались занятия в кружке рисования при школе им. М. Горького под руководством Сергея Александровича Веселовского. Он готовился к поступлению в Горьковское художественное училище и осенью в него поступил.
Учеба в Горьковском художественном училище предопределили дальнейшую творческую судьбу и личную жизнь Евгения. Его основным преподавателем был Анатолий Васильевич Самсонов, ученик выдающегося художника-живописца Сергея Васильевича Герасимова по ВХУТЕМАСу (Высшие художественно-технические мастерские). В Горьковском художественном училище, как замечает в своем эссе Андрей Сарабьянов, «Расторгуев прошел школу крепкой композиции и сочной, пастозной живописи, почувствовал прелесть импрессионизма и оценил цветовую гармонию Сезанна».
Там же он познакомился с начинающей художницей Тамарой Петровной Гусевой. Через много лет она станет его женой.
Как известно, жизнь идет быстрее, чем предполагаешь в молодости. Лишь успел Евгений окончить училище, как на следующий год началась война. Он был мобилизован в армию. Воевал на Карельском фронте. Участвовал в Петсамо-Киркенесской операции по освобождению Северной Норвегии. Сначала работал картографом, а вскоре оказался в общевойсковой газете 32-й армии «Боевой путь». Как отмечает Андрей Сарабьянов, «судьба постоянно заботилась о "продвижении" его в сторону искусства». И он в своем утверждении прав. В 1944 молодой художник Евгений Расторгуев по приказу маршала К. А. Мерецкова направлен на возведение комплекса «Свирская победа». Он оказывается в компании профессиональных мастеров, которые работают над созданием этого первого мемориального музея Второй мировой войны. Среди тех, кто осуществлял этот проект, были художники разнообразных стилевых направлений. Среди них оказался даже ученик Павла Филонова.
После демобилизации в 1946 году Евгений Расторгуев сначала студент Института имени И. Е. Репина в Ленинграде, а затем в связи с переездом в Москву – студент Государственного художественного института им. В. И. Сурикова. На старших курсах он продолжил учебу в мастерской Сергея Васильевича Герасимова. Менее чем через год после окончания этого института по рекомендации С. В. Герасимова и В. Н. Бакшеева его приняли в члены Союза художников СССР.
Изобразительный язык Евгения Расторгуева начал меняться с 1964 года, о чем свидетельствует его картина «Дальний рейс», снятая с одной из выставок идеологической комиссией ЦК КПСС.
С приобретением в 1983 году Евгением Расторгуевым и Тамарой Гусевой дома в Городце городецкий миф окончательно материализовался в графике, живописи и скульптуре.
Эссе «Русское Зазеркалье» посвящено последнему десятилетию жизни художника. Его автор француз Ренэ Герра. Доктор филологических наук Парижского университета, литературовед, собиратель, хранитель и исследователь культурного наследия Зарубежной России. Его знакомство с Евгением Анатольевичем Расторгуевым состоялось в Москве весной 1998 года в мастерской художника на Верхней Масловке. Их познакомил коллекционер и меценат Виктор Яковлев, издавший незадолго до этой встречи книгу воспоминаний и размышлений художника о своей жизни. Книга эта называлась «Записки из Зазеркалья». Как признался Ренэ Герра, чтение этой книги стало для него «возвращением в мир русской народной культуры с ее колоритом и вольным духом». Ему представлялось, что этот дух навсегда исчез, а оказалось, что «он жив (…), во всю дышит, движется и куролесит, как в прежние времена».
Тогда же, при первой встрече, Ренэ Герра пригласил Евгения Анатольевича с его женой Тамарой Борисовной Гусевой и их невесткой художницей Людмилой Варламовой и внучкой Натальей Варламовой, в то время студенткой художественного факультета ВГИКа, провести лето 1999 года во Франко-русском доме, недалеко от Ниццы в Приморских Альпах. В 1991 году Ренэ Герра основал с братом Аленом этот Дом в маленьком средневековом городке Бер-лез-Альп как частный Дом творчества для русских художников и писателей.
В то лето 1999 года Ренэ Герра и Евгений Расторгуев подружились. В августе 2004 года художник в альбоме французского слависта и хранителя духовных сокровищ Зарубежной России сделал запись: «Дорогой Ренэ! Вы гений в Париже, но в России – Вас знают во многих уже городах и любят как человека, у которого в Париже своя Россия!! Дай Бог Вам! Самого большого счастья в этих двух странах!!».
P. S.
Виталий Серафимович Манин (1929 – 2016), искусствовед, ведущий эксперт в области живописи XX века, убедительно объяснил, что неопримитивизм при всей его упрощенности живописной формы, утраты колорита, огрублении цветовых отношений, деформации предметных очертаний и своей броской окраски не упростил образ, а сильно его усложнил.
Искусствовед и художественный критик Михаил Красилин в эссе «Творец городецкого мифа» обратил внимание на одну существенную особенность творчества Евгения Расторгуева, заявив, что он «принадлежит к тому поколению отечественных художников, художественное сознание которых сформировалось на малой родине, еще до конца не успевшей растерять остатки патриархального мировосприятия».
Михаил Красилин убедительно рассказал, как Городец подействовал на будущего художника, из чего сложился его изобразительный язык: «Прежде чем раскрылось многогранность творца городецкого мифа, Расторгуев прошел долгий путь поисков. <…> Общение с северной природой, особенностями сельского быта, встречи с людьми, пробуждают в художнике воспоминания о своих, знакомых с детства, городецких чудесах, о которых он позже, уже будучи полностью в мире собственного мифотворчества, воскликнет: «Да здравствуют прекрасные уроды, да здравствуют прекрасные искажения!»
В эссе Веры Калмыковой, предваряющей книгу, я с некоторым удивлением прочитал: «Откроем книгу, где каждый автор по-настоящему значителен на том уровне, где система ценностей включает понимание Другого как личности и как народа, где происходит аналитическое связывание линий в единый узел. И подумаем еще раз, как Расторгуеву повезло: интерпретации его творчества конгениальны самому творчеству. Такое всегда редко».
Прочитал и вспомнил русскую поговорку: «Сам себя не похвалишь – никто не похвалит». И тут же подумал: «А ведь лучше не скажешь!» Евгению Анатольевичу Расторгуеву и на этот раз повезло, как это получалось не единожды в его земной жизни.
Александр Сенкевич