Я люблю возвращаться домой

* * *
Дожди идут, как пленные солдаты,
Не в ногу, спотыкаясь и вразброд.
А я пока не чувствую утраты.
Неверие мне силы придаёт.

Дожди идут, взбивая пену в лужах
Своею нескончаемой тоской.
И мне должно от этого быть хуже,
Но жизнь течёт сонливою рекой.

И через год, не веря, не проверив,
Гляжу на ненадёжный водоём.
…Но за тобою не закрылись двери
Во сне. Мы там ещё вдвоём.

* * *
Я люблю возвращаться домой.
Словно дом – это тела частичка.
Словно ждёт меня там перекличка.
Где останусь навек молодой.

Я люблю возвращаться домой,
Отвергаемой суетным светом.
Экзотическим нежным букетом,
Ожидающим встречи с водой.

Я люблю возвращаться домой,
Где хранят меня тонкие стены,
Где душа моя, знаю, нетленна.
Я люблю возвращаться домой.

* * *
Было детство –
Пуанты и смычки,
Рыбьего жира
Столовая ложка.
Прогулок во дворе немного,
Игры в «цепи» и «сметану».
Но главное –
За далью даль была.
В неё я вглядывалась
Заворожённо.
Теперь больше
Под ноги смотрю.

Вот только жаль,
Что мне не жаль себя.

Чай или кофе

Ты говоришь нараспев.
Юг России в тебе
Отзывается длинными гласными.
Но это не самое главное.
Из девяти муз
Ты вспоминаешь восемь.
И это неважно ничуть.
Зато мы одинаково
Держим сигарету у щеки
И в тесте смешном
Выбираем не собак,
А кошек.
Хочешь, кубики льда
Мы положим в чай?
Или кофе?

* * *
Позвони неожиданно.
Чтобы я выронила чашку из рук,
Чтоб рухнул мир,
Который я старательно…
Кирпичик за кирпичиком.
Позвони неожиданно,
Чтобы картина на стене
Покачнулась.
Чтобы всё – по-другому.
Чтобы жизнь – кувырком.
Чтобы я очнулась,
Наконец,
От сна.

* * *

Пусть длится этот день.
В нём мало вздора.
Из комнаты в комнату,
Касаясь поверхностей,
Чтоб увериться окончательно:
Всё – настоящее,
Нестерильное,
Ненадолго…

Пусть туя вечно тянет
К моему окну
Свои худенькие руки.
Корзина на подоконнике
Без яблок и грибов
Отправится скоро в чулан.
Может, выйти за хлебом?
Или в компанию шумную?

И сумерки не наступят.
И не вспомню.

* * *
О как я мечтала о них –
Бифокальных и сферопризматических,
Да просто волшебных очках,
Излечивающих близорукость…
Ещё я хотела встретиться
С физиком Утехиным,
Который их придумал.
Вырезку из газеты
Всегда с собой носила
И показывала казанским окулистам.
Они читали и не верили,
Говорили, что этого не может быть.
В двенадцать лет
Я мечтала снять очки
И стать, наконец, красивой.
И вот мы с папой
В царстве офтальмологии –
В Московском институте Гельмгольца.
Врач с татарской фамилией Акчурина
Даже читать не стала
Мою обветшалую газетную вырезку.
– Физики не врачи, – говорит.
И добавила:
– Шарлатан он.
Мечта разбилась.
Но вскоре, счастье-то какое,
Линзы появились.
И я выкинула очки свои в окно,
Именно так, в окно,
Совсем не по-взрослому
Я поступила.
Но до сих пор
Сомнения во мне гнездятся:
Не могли очки,
Носящие дивное название –
Бифокальные и сферопризматические –
Не сделать мир
Более чётким,
Более счастливым.

* * *
И когда они (дети)
Уезжают куда-то (спортивный лагерь, архитектурный форум),
Начинаешь прибираться в их комнатах,
Где свалены в предотъездную кучу
(Оставлены за ненадобностью?)
Разнообразная одежда
(Джинсы, майки и носки)
И книги (поменяли в последнюю минуту на другие?),
Взираешь на них
Не без грусти и нежности.
И уже не прибегнешь к спасительному –
Алкоголю и никотину (брошены),
Чтобы отвлечься (забыться).
Никакая слеза не скатится,
Но особенно невыносимо (почему?)
Будет убрать с их письменных столов
Обёртки шоколада и фантики от конфет.

* * *
Папа не умел готовить.
Я тоже.
Он деньги мне давал,
И я шла в «Экият» обедать –
В кафе «Сказку» значит.
Меню за годы сложилось –
«Лапша куриная», «ёжики»
и мороженое.
Официантки меня знали,
Уже и спрашивать перестали,
Что выберу.
А кафе было детское,
Взрослых без детей не пускали.
Однажды при входе
Одна красивая девушка
мне рукой помахала
И со мной зашла.
Я подумала, что мы знакомы,
Мы весело проговорили с ней за обедом,
Хотя я так и не вспомнила её,
А спросить постеснялась.
Она была продавщицей
Из магазина «Детский мир».
Я даже подумала,
Не познакомить ли с ней папу.
Но мысль ушла.
Потом расстались.
И только через несколько дней поняла,
Что мы и не были знакомы.
Просто она хотела пообедать в «Сказке».
Девять лет мне было.
Странно, что помню.

Сашенька

Мне было восемнадцать.
По ночам
Я подрабатывала медсестрой,
А днём училась в мединституте.
Все подрабатывали,
Дети профессоров,
Как я.
Хотели знать
Больничный мир,
Уколы делать,
Капельницы ставить.
Этому в институте не учили.
Кто – в хирургическое,
Кто – в терапию,
А я – в гематологию,
У мамы была болезнь крови.
Потому я и пошла.

Мне говорили:
Это отделение
Надо назвать
Отделением агонизирующих –
Медицинский юмор.
Но больные и вправду часто умирали.
С лейкозами
Не задерживаются на земле.

Сашенька,
Девушка, ровесница,
Рассказывала о планах на жизнь.
После института, говорила,
Не помню, какого,
Вернётся к родителям
И замуж выйдет.
И жених уже был.
Читала толстые книги.
Кто приносил ей,
Не имеющей запаса времени,
Эти книги?
На истории болезни
Стоял индекс OL –
Острый лейкоз.
Я внимательно слушала
И каменела.
А виду не подавала.
Когда она стояла
Профилем к окну,
Её светлые волосы
Отливали медью.
А глаза карие.
Говорят, редкость большая –
Кареглазая блондинка.

От больных скрывали диагноз,
Но все знали.
И почти все надеялись.
Строго-настрого
Запрещалось показывать больным
Истории болезни.
Кто сильно надеялся –
Аккуратно лекарства принимал
Точно по времени,
Постель заправлял,
Чистил зубы.
А кто всё понимал –
Избегал смотреть в глаза,
Небрежно таблетки глотал
И не участвовал
В общих разговорах.

Однажды Новый год
Я встретила в своём отделении.

Научилась подвязывать бинтом
Подбородок умершим,
Чтобы, когда тело остынет,
Он не опал.

Сашенька умерла
Не в моё дежурство.