К 75-летию Александра Сенкевича
За последние годы поэтические книги небольшими объёмами и тиражами, в прекрасном полиграфическом и художественном исполнении у Александра Сенкевича выходили одна за другой. Уже в самих названиях этих книг запечатлена некая эстетика, красота и даже некая непозволительная драгоценная роскошь, словно в дорогом ювелирном магазине, стоящем посреди убогого современного мира, где, увы, ценятся сегодня лишь пустота и дешёвые стекляшки и подделки…
Вот некоторые из этих названий: «Случайная игра», «Чувство бытия», «Мерцающая тьма», «Предвестие», «Западание клавиш», «Скользящие тени» и – последняя по времени выхода – «Неоконченное прошлое» (2015)… Так говорят, так видят, так чувствуют, на таком языке думают в наше время последние из могикан, уходящая натура, последние русские интеллектуалы, творцы, сохраняющие ещё уровень и воспоминание о золотом ли, Серебряном ли веке отечественной культуры, о «неоконченном прошлом», словно град Китеж, стремительно уходящем на дно времён, где их не достанут ни современная катастрофических масштабов пошлость, ни всемирные сумерки богов… И в этом смысле такие стихи – при всей их кровной связи с сегодняшним временем, при всей их наполненности реалиями, словарём, дыханием настоящего – порою кажутся древними амфорами с непонятной клинописью и рисунками с танцующими фигурками, с тёмными и светлыми скользящими тенями неоконченного прошлого. В том прошлом ещё помнят слово «раскаяние», с которым идут к оставленной женщине. Помнят слово «разлад», в котором эхом отдаётся и разряд, и разрыв, и ад:
Жара спадала, и с покатых гор
клубилась вниз туманная прохлада,
а ты смотрела на меня в упор,
и было жутко от прямого взгляда…
В том, неоконченном прошлом, можно найти такое слово, «что не старо и не ново, а разрубит все узлы»; там «вдохновение хрупче стекла»; там «земли родимой пядь палестин чужих просторней»; там «того, что быть не дóлжно, всё же было»; там метафизика любви явное делала тайным, там «трава мерцала в утренней росе, день начинался и душа кричала»; там, почти как в тихоновском «Я прошёл над Алазанью…», всё сияет влажными красками под весенним дождём, и поэт подобно Пигмалиону со своей юной Галатеей переживает новую весну своей жизни, как бриллиант оправляя юную душу в блестящую поэтическую оправу:
И смотрелись как-то странно
под огромнейшим зонтом
я и радостная Анна
в платье сине-золотом.
В этом царственном наряде
в дождь войдя, как в тронный зал,
она пела, в небо глядя,
чтобы Бог её признал.
И как всё в «Неоконченном прошлом», как во всём поэтическом творчестве Александра Сенкевича, рядом с подобной лёгкостью и вольностью идут строгие классические строки, ирония, весёлость сменяется печалью, тем удивительным чувством бытия, которым вот уже десять веков живёт русская поэзия:
…Не надо
мне чуда ждать. Смиряюсь с тем, что есть.
Того, что есть, – отпущено сверх меры.
Я мир услышал, как Благую Весть.
О, дай мне, Господи, терпения и веры.
Александр СЕНКЕВИЧ
ЦАРИЦА САВСКАЯ
Среди незнакомых святыньты ступаешь слегка неуклюже.
Так идут караваны верблюжьи
сквозь пески аравийских пустынь.
До чего же хитёр Соломон,
от его не укрыться прищура.
Ты в ручищах царя-самодура,
словно выжатый грубо лимон.
И загадки твои разгадав,
что пустяк для царя-златоуста,
он тебя обовьёт, как удав,
и сожмёт до смертельного хруста.
Почему же ты, словно раба,
покоришься безвольно и слепо?
Засмеётся вокруг голытьба,
потемнеет от ярости небо.
Но ни этот заносчивый люд,
ни небесные силы тем более,
никогда, ни за что не поймут,
что такое блаженство и воля
и к чему этот твой приворот,
заурядный, вульгарный и грубый, –
не затем же, чтоб царственный рот
смял в мгновенье бесстыдные губы?
Лучше уж показаться срамной
и продажною девкой-шалавой,
чем великой царицей земной,
кто своей поступилась державой.
15 августа 2013 г.