На домодедовской земле ещё в конце 1970-х годов впервые было создано литературное объединение «Взлёт» при городской библиотеке имени Анны Ахматовой. Возглавил его известный поэт Анатолий Парпара.
Затем наступило время больших перемен. В начале перестройки «Взлёт» перестал существовать. И только на рубеже веков, точнее – в 2002 году, в новом здании центральной библиотеки при активном содействии главы района Леонида Ковалевского появилась музыкально-литературная гостиная, где местные поэты получили возможность читать свои стихи перед обширной аудиторией. В 2004 году под девизом «Таланты в городе живут» прошёл первый конкурс среди домодедовских поэтов. Его победителем стал художник и поэт Юрий Рыполовский. В 2005 году вышел в свет первый номер альманаха «Вдохновенье моё – Домодедово», который издаётся и поныне. А ещё через год при центральной библиотеке имени Анны Ахматовой образовалась литературная студия «Белый камень». Руководителем стал поэт и переводчик Сергей Успенский, его первым заместителем – поэт Артур Лазарев.
***
С корою белой зелень обнялась
Влюблённее, чем пара молодая.
Кукушка, посреди ветвей таясь,
Кукует, ничего не замечая.
«Ку-ку! Ку-ку!» Навязло, хоть беги!
Какой глупец включил её в пророки?
Она мне трижды изменяла сроки,
И я сердито ей грожу: не лги!
Лес переполнен трепетом любви,
Дрожаньем пятен, птичьей перекличкой.
Всё говорит: «И ты, и ты зови!
Любовь примчится птичкой-невеличкой!»
Нет, я чудак! Не верю, а зову.
И лес приносит дальнее: «А-уу…»
Над обрывом
Листвой шуршит горячий ветерок,
И море синее лежит как на ладони,
И вскоре солнце красное утонет,
Уйдя в заветный золотой чертог.
О Господи! Когда б я только мог
Лежать и впредь в тени могучей кроны
И любоваться солнечной короной!
Но вниз летит увянувший листок.
И всё красней над морем заряница,
А этот лист кружится и кружится
И падает на стынущий песок…
Кричит в лесу неведомая птица;
Уходит день, чтоб снова возвратиться, –
Я всё приму, что мне готовит Бог!
Выцветшая картина
Дорогой, старой и заброшенной,
Я брёл, пути не замечая,
И были ставни заколочены,
Стояла осень молодая.
Катилось солнце дыней по небу
И застревало в ветках клёна,
И мне хотелось, чтобы кто-нибудь
С букетом встретился зелёным.
Но угасало всё живущее
И оглушало тишиною,
Пугало смутное грядущее
Своей изнанкой неживою.
Пугала память вездесущая
Какой-то жутью беспричинной,
А жизнь, нелепая, гнетущая,
Казалась выцветшей картиной.
И на картине незаконченной –
Одно закрашенное место:
Там, у дороги на обочине,
Зеленоглазая невеста.
Смоковница
Смоковница! Вкусны твои плоды,
И горлицы летают над тобою.
Но знаю я: недолго до беды,
Когда придут грабители гурьбою.
Вскричав от боли, древо-инвалид,
Ты не поймёшь, за что тебя сломали,
Но иволга на ветку прилетит
И запоёт в тревоге и печали:
– Скажи, мой свет, зачем плодоносить,
Когда плоды приносят столько боли?
– Коль мне о смоквах сладких позабыть,
Меня хозяин вырубит под корень.
– Ты украшаешь южные сады,
И горлицы летают над тобою.
Вкусны твои медовые плоды,
Но обернулись горькою бедою!
Заброшенный сад
Садовник умер – минул третий год,
Но соловей нашёл в саду жилище
И ночью упоительно поёт,
Когда цветут задумчивые вишни;
И катится мелодия в ночи,
И ёж гуляет в зарослях крапивы…
Дождливым летом иволга кричит,
А осенью дрозды сбивают сливы.
Зимою заяц гложет здесь кору,
Порою прилетают свиристели…
Весною на порывистом ветру
Скворцы выводят радостные трели.
И тает на снегу звериный след…
И благовест плывёт. Забвенья нет!
Когда на окнах оседает снег
…Снежинки тают в воздухе, но те,
Что всё-таки даруются асфальту,
Скрываются в вечерней темноте
Под тихое и нежное контральто.
Певица на двадцатом этаже,
Как жизнь свою, заучивает ноты,
Перебирая в памяти мужей,
Гастроли, числа, прочие заботы.
И иногда, выглядывая вниз,
Она вдруг обречённо понимает,
Что снег в какой-то мере тоже жизнь
И, как и жизнь, беспрекословно тает…
Когда на окнах оседает снег,
Так тихо всё и как же всё пустынно.
И лишь секунды продолжают бег
На циферблате жизни. Очень длинной.
Так, слыша ближе к ночи бой часов,
Идёшь проверить, все ль уснули дети.
И, слава Богу, стук твоих шагов
Отчётливей звучит, чем голос смерти.
Новая Англия
Штора затемняет окно, а окно – вечер.
Прощальным приветом от Мэгги Тэтчер
прольются осадки на Брайтон-Роад,
где после дождя остаётся холод.
Неоновый свет не зовёт, как прежде,
здесь тонут дома, и в сырой одежде
я думаю в кресле о чашке чая
и, кажется, вновь о тебе скучаю.
За шторой весь мир, он ещё остался.
Закончится дождь, и порывом вальса
меня унесёт сквозь дворы и лужи
в ту ночь, где я не был ещё простужен.
Холодное небо над Брайтон-Роад…
Пройди по дороге, почувствуй холод.
Причина одна для твоей печали –
потерян твой дом, где когда-то ждали.
Твой голос, шаги, дождевые струи…
Кого здесь ещё это всё волнует?
Шаги по воде и огни рекламы –
всего лишь фрагмент из английской драмы.
Осенний сон
В моём саду антоновка поспела –
По вечерам такой волшебный дух.
И будто много лет не пролетело,
Не изменилось ничего вокруг.
Беседка, яблоки, смородина – всё то же.
И ласки рук, и губ вишнёвый сок.
Я был тогда красивей и моложе,
И девушка была, как мотылёк.
Я ощущаю нежный трепет кожи,
И шорох платья с белою каймой,
И поцелуй, неистовый до дрожи,
И слышу голос: «Лизонька, домой!»
Такая неожиданная штучка,
И сам я, как в горячечном бреду.
…Но отвечает из беседки внучка:
«Я слышу, слышу, бабушка. Иду!»
***
Уснула, затихла моя сторона,
Намаявшись за день, устала.
И долькой лимона ночная луна
На блюдечко неба упала.
А мне почему-то опять не до сна,
Я душу ничем не согрею.
Наверно, во всём виновата весна,
А может быть, просто старею.
Эпитафия арбузу
Здесь на обочине,
обветренной ненастьем,
Лежит разбитый
витаминный груз.
Погиб внезапно
от избытка счастья.
От счастья треснувший
коммерческий арбуз.
Не проходи!
Не торопись, прохожий.
Попридержи
случайные слова.
Ведь мы с тобой
на тот арбуз похожи, –
Когда от счастья
кругом голова.
Танечка
Иногда вдруг порадует память!
В детство словно магнитом влечёт
Колдовское созвучие – Таня!
Сразу девочку вижу с мячом.
И рисуются классики сами,
И верёвка скакалкой летит…
Что ж ты, Танечка, делаешь с нами?
Не дразни нас, от мамы влетит!
Таня слушаться маму не хочет:
В небе солнышком кружится мяч.
Так открыто, призывно хохочет…
Таня, Танечка!
Смейся,
не плачь!
Голос моря
Стрингера, киль, шпангоуты…
Клотик, мачта, фальшборт…
Предпрощальные хлопоты.
Бухта. Северный флот…
Сопки, снегом покрытые,
Бесконечно свои!
Ветром с солью умытые,
Мы вдоль борта стоим…
Что ж ты, молодость, сгинула?
Где бравада, жаргон?
Лет уж тридцать как минуло,
Но всё слышу шум волн!
Помню брюки клешёные,
А в глазах – синь-вода…
Мы, в Россию влюблённые,
Молоды – навсегда!
Деревенский вечер
Наряжают сумерки деревья
В голубые платья января;
Месяц над заснеженной деревней
Виснет, как серьга из янтаря.
В клуб людей заманивает стёжка,
И туда я собираюсь вновь.
Звонко всем поёт его гармошка
Про большую светлую любовь.
И ложатся на душу лучисто
Песни той любимые слова…
Только очень грустно: гармониста
Смелая девчонка увела.
Не унывай!
Схлестнулся Мир с Судьбою –
со льдом упрямый май…
А листья надо мною
шуршат: «Не унывай!
Смотри вперёд смелее,
вон радуга – взгляни!
А там вдали белеют
непрожитые дни…»
Пусть семь цветов не в небе –
все смешаны лежат,
зато озимый стебель
не сможет скрыть межа!
И вспомни: «дышит» дома
укрытый каравай…
И шелестом солома
твердит: «Не унывай!»
***
Когда в степи зажгут тюльпаны
Свои манящие огни,
Я возвращусь к тебе нежданный,
Дожить оставшиеся дни.
Приду в наш дом, душой озябший,
Немного попрошу тепла –
Ты голосом чужим, увядшим
Мне скажешь, что любовь прошла.
Зажав рукой на сердце раны,
Я выйду, хмурясь, на крыльцо…
Степные дикие тюльпаны
Огнём мне озарят лицо.
Сыну Алексею
Твой дед, Алёша, был солдатом,
Вернее – ротным старшиной.
Войну закончил в сорок пятом,
Победной майскою весной.
Была весна, была Победа,
И радость била через край!..
Ты никогда не видел деда,
Но ты его не забывай.