Один из руководителей советской разведки Ю. И. Дроздов в интервью «Российской газете», (31.08.2007) рассказал такую историю: «Несколько лет назад бывший американский разведчик, которого я хорошо знал, приехав в Москву, за ужином в ресторане на Остоженке бросил фразу: „Пройдёт время, и вы ахнете (если это будет рассекречено), какую агентуру имели ЦРУ и Госдепартамент у вас наверху“» К этому я ещё вернусь, а пока поделюсь личными впечатлениями от многолетнего общения с А. Н. Яковлевым.
После статьи в «Литературке»
Познакомились мы в Канаде, куда в сентябре 1973 года меня командировали собкором АПН. Тремя месяцами раньше там же к работе послом приступил Яковлев. Туда Александра Николаевича сослали в наказание за опубликованную в «Литературной газете» статью «Против антиисторизма».
В ней ВРИО заведующего Отделом пропаганды и агитации ЦК громил писателей-почвенников, обвинив их в прославлении исконно русских обычаев. Опус Яковлева вызвал такое возмущение, что партийное руководство решило сослать главу агитпропа куда подальше. Окончательный приговор ему вынес Брежнев: «Этот говнюк хочет рассорить нас с интеллигенцией». Традицию переводить опальных сановников на загранработу завёл Хрущёв, отправив Молотова послом в Монголию. Яковлеву в этом смысле ещё повезло.
На меня поначалу он произвёл впечатление мудрого, масштабно мыслящего человека передовых взглядов. Узнав о том, что причиной его хромоты стало полученное на войне ранение, я ещё больше его зауважал. Много лет спустя, правда, фронтовая биография Яковлева вызовет вопросы, причём поводы для них даст он сам, заявив: гитлеровцы «всадили в меня четыре разрывные пули». Читая это, бывалые фронтовики только диву давались, как он жив-то остался...
Последующее общение с послом изменило моё восприятие этого человека, сыгравшего ключевую роль в развале СССР. Всё заметнее проявлялось его уязвлённое самолюбие, особенно в отзывах о вельможах вроде Подгорного, когда тех тоже низвергали с вершин власти. Яковлева гложет мысль, понял я, что он умней и достойней любого из них.
Очевидно стало и то, что будущий организатор и идейный вдохновитель второй – после Хрущёва – антисталинской кампании исповедовал сталинский принцип «Кадры решают всё» на манер Дона Корлеоне (помните фильм «Крёстный отец»?). Такая аллюзия тем более уместна, так как впоследствии Александр Николаевич провозгласил себя крёстным отцом гласности.
Перед попавшими в кабинет посла представал не строгий блюститель партийной морали и не грозный вершитель чужих судеб, а благодушный уроженец одной из деревень Ярославской губернии, сохранивший манеру окать и говорить «кажНый», «пиНджак», будто и не было у него званий профессора и доктора наук. И выглядел Александр Николаевич простецки. В кино его вполне мог сыграть, причём почти без грима, Евгений Леонов.
Прознав о том, что посол любил резаться в шахматы, мой коллега-тассовец по вечерам наведывался к нему в резиденцию сгонять партейку и заодно получить ЦУ, как освещать советско-канадские отношения. А правдист c той же целью увязывался за Александром Николаевичем в поездках на рыбалку. (В окрестностях Оттавы в изобилии водится и большая, и малая рыбка). Вследствие этого в Москву, демонстрируя результаты кипучей деятельности Яковлева, сразу по трём каналам шла информация, окрашенная в один розовый цвет.
Стремясь окружить себя верными людьми, в 1974 году Яковлев добился назначения на пост главы оттавского бюро АПН Виктора Ивановича М., которого в пору своего руководства агитпропом привлекал к подготовке различных документов. В Канаде Виктор Иванович, человек сугубо теоретического склада ума и соответствующих навыков, должен был выполнять функции пресс-секретаря посольства: готовить и продвигать информационные материалы, активно взаимодействовать с местными журналистами. А он, знакомясь со своим замом (других работников в пресс-отделе посольства и не было), огорошил его:
– По договорённости с Александром Николаевичем на АПН я работаю до обеда, после чего продолжаю заниматься тем, чем занимался в Москве: написанием научных трудов по философии.
Не помню ни единого случая, чтобы М. ответил хоть на одно обращение канадских журналистов или хотя бы однажды выступил перед местной аудиторией. Зато на всех совещаниях у посла брал слово, чтобы поддакнуть ему.
Сам Яковлев квалификацию наиболее высокопоставленного (до перевода на дипработу) советского пиарщика никак не проявлял. Оно, может, и к лучшему. В феврале 1974 года из СССР выслали Солженицына, и телекомпания Си-Би-Си предложила мне высказаться по этому поводу. Прежде я никогда ни по ТВ, ни по радио – тем более зарубежному – не выступал и обратился за советом и помощью к Александру Николаевичу, который при наших с ним встречах любил козырнуть особой осведомлённостью. А тот порекомендовал зачитать на камеру текст соответствующего заявления Кремля. По неопытности я так сдуру и сделал, чего стыжусь до сих пор. Выглядело это позорно, как наглядная демонстрация неспособности совграждан излагать мысли своими словами.
11 лет спустя, вновь возглавив агитпроп, Яковлев подвёл и четвёрку мэтров советской журналистики, командированных в Вашингтон для интервью с Рейганом. Соответствующий инструктаж им дал Александр Николаевич. В результате на них лица не было, когда они вернулись из Белого дома в наше посольство.
– Ох, и дадут в Москве нам по ж..., – только и молвил один из четвёрки.
Наутро одна из американских газет опубликовала заметку с ехидным заголовком «Президент Рейган перемудрил (outwitted) русских журналистов». А ещё через пару дней «Правда» и «Известия» – случай беспрецедентный в мировой прессе! – напечатали по развороту: слева – полный текст высказываний главы Белого дома, а справа – инструкция, как, по мнению интервьюёров, нашим гражданам следует воспринимать высказывания Рейгана.
Ружьё выстрелило
Страна кленового листа никогда не была в фокусе нашей внешней политики, но Александр Николаевич использовал любую возможность напомнить о себе кому и где надо. В январе 1974 года по пути на Кубу самолёт с Брежневым сделал остановку в канадском Гандере. Посол, бросив все дела, рванул туда, но вернулся не солоно хлебавши. «Извини, Саша, но помочь тебе возвратиться в Москву пока не могу», – по-свойски, как фронтовик фронтовику, сказал генсек.
Рук, однако, Яковлев не опустил. Как-то он поделился с моим коллегой-собкором Всесоюзного радио:
– Пора создать Министерство пропаганды! Хочу выйти с таким предложением в инстанции…
Поняв, куда Яковлев клонит, мой коллега не удержался от язвительной реплики:
– Идея хорошая, но не оригинальная: такое министерство существовало в Третьем рейхе.
Посол осёкся и больше к этой теме не возвращался.
Большую часть положенного отпускникам срока Яковлев проводил не в Барвихе, где поправляли здоровье номенклатурные работники, а в хождениях по инстанциям. Опытный партаппаратчик, он подбирал ключик к любому сановнику. Вернувшись в Оттаву из первого отпуска, Александр Николаевич устроил общее совещание:
– Побывал у всех членов Политбюро и встретился с руководителями всех представленных в Канаде ведомств.
И так – каждый год.
Зимой 75-го в Оттаву прилетел заведующий 2-м Европейским отделом МИД СССР (курировал работу посольств в Скандинавии и Великобритании, а также в её бывших доминионах, включая Канаду) Владимир Павлович Суслов. В тот момент у власти в Лондоне находилось правительство лейбористов во главе с Гарольдом Вильсоном. С ним у руководства СССР сложились настолько тёплые отношения, что, как однофамилец главного идеолога КПСС заявил на совещании у посла, возникла перспектива «финляндизации» Великобритании. Не успели мы прийти в себя от изумления, как слово взял Александр Николаевич:
– Наша с вами задача понятна? За работу!
И бравурная информация понеслась в Москву ещё более бурным потоком.
В июне 75-го Яковлев уговорил Громыко по возвращении с очередной сессии Генеральной ассамблеи ООН завернуть в Оттаву и вызвал к себе торгпреда:
– Андрей Андреич регулярно ездит с Брежневым на охоту. У вас в офисе среди образцов советских товаров я видел отличную двустволку тульского производства…
Принял ли Громыко подарок за государственный счёт, не знаю. Зато из мемуаров его сына известно, что на супругу министра Яковлев, большой любитель женского пола, произвёл неизгладимое впечатление привычкой лобызать руки дамам.
– Ну совсем, как поляки, – восхитилась Лидия Дмитриевна. – Андрюша, нашим послам нужно быть с женщинами такими же внимательными, как Яковлев.
В соответствии с законами драматургии ружьё в виде особых отношений с Громыко выстрелило 10 лет спустя, когда встал вопрос, кому после смерти Черненко доверить пост генсека. Дебаты длились недолго (да их и не было). На заседании Политбюро Андрей Андреевич на правах кремлёвского тяжеловеса взял быка за рога, предложив избрать Горбачёва. Возражать ему не посмели, и судьба СССР – если иметь в виду, чем всё кончилось, – была предрешена.
Этому предшествовала закулисная сделка, ключевую роль в которой сыграл Яковлев, став, по выражению англичан, «творцом короля» (kingmaker). От имени и по поручению Михаила Сергеевича он через Громыко-младшего пообещал его отцу, в обмен на поддержку кандидатуры Горбачёва, почётный и необременительный пост Председателя Президиума Верховного Совета. «Не по Сеньке шапка», – уже полгода спустя оценил Андрей Андреевич соответствие своего выдвиженца новой должности, да было поздно.
Человек неуёмной энергии и непомерных амбиций, Яковлев ухитрялся даже из канадского далёка влиять и на внешнюю политику СССР. В 1976 году в разгар президентской кампании в США «Правда» опубликовала нейтральный, местами даже позитивный отзыв о Бжезинском, которого Джимми Картер, претендовавший на пост главы Белого дома, сделал своим советником по внешней политике.
– Как же так, Александр Николаевич? – зашёл я к послу выразить недоумение. – Бжезинский – отпетый антисоветчик, о чём наша печать твердит уже который год, а тут…
Ткнув себя пальцем в грудь, Яковлев снисходительно усмехнулся:
– Это я рекомендовал перестать изображать Бжезинского монстром. Недавно я в очередной раз встречался в Торонто с его другом – профессором Адамом Бромке. Помните, два года назад вы дали мне его визитку после поездки на международную конференцию славистов, где Бромке председательствовал? Через него Бжезинский попросил передать в Москву, что если Картер станет президентом, он будет вести себя как государственный деятель, в полной мере сознающий ответственность за состояние отношений с СССР.
Как «Большой Збиг», став советником 39-го президента США по нацбезопасности, повёл себя на самом деле, советское руководство убедилось уже вскоре после избрания Картера.
Чего это стоило
В начале 76-го состоялся XXV съезд КПСС, и впервые в истории в отчётный доклад руководителя партии включили фразу с упоминанием Страны кленового листа: «Отношения с Канадой развиваются неплохо и имеют благоприятные перспективы».
– Знали бы вы, каких трудов стоило пробить эту формулировку! – самодовольно заявил Яковлев на собрании оперативно-дипломатического состава посольства.
Полгода спустя в Монреале прошли летние Олимпийские игры, ознаменовавшиеся серией антисоветских провокаций и громким скандалом с нашим прыгуном в воду Немцановым (орудовавшие в Канаде как у себя дома агенты ЦРУ чуть не склонили его к побегу). По окончании Олимпиады в посольстве состоялось партсобрание, где многих прорвало, тем более, что к тому времени правительство Пьера Трюдо активно включилось в развёрнутую Западом кампанию по обвинению Кремля в ущемлении прав человека. Выступавшие один за другим стали упрекать посла в лакировке канадской действительности, где в инструмент антисоветской политики превратили даже хоккей. Яковлев не на шутку перепугался и пустил в ход неотразимый контраргумент:
– Хотел бы напомнить, что в отчётном докладе товарища Брежнева на прошлогоднем създе КПСС сказано…
И повторил ту самую формулировку, которую сам сочинил и вложил генсеку в уста. В помещении, которое ещё минуту назад напоминало готовый взорваться котёл, повисла мёртвая тишина. Из опасений навлечь на себя обвинение в антипартийной деятельности никто не посмел продолжить критику Яковлева, а бросившийся ему на выручку «Златоуст» (так в совколонии прозвали правдиста, любившего «коротенько, минут на сорок» задвинуть речь ни о чём, сверкая золотыми коронками) принялся на все лады расхваливать заслуги Александра Николаевича на дипломатическом поприще.
Пройдёт десяток лет, и любитель трескучих фраз Александр Николаевич, совершив стремительный взлёт на вершину власти, примется на весь СССР изрекать прокламации вроде «всё, что не запрещено, разрешено», «главное – ввязаться в бой, а там посмотрим» (чем и стал руководствоваться в своей политике без руля и ветрил Горбачёв), «в процессе жизни не пересматривает свои взгляды только глупец». Это Яковлев заявил в оправдание собственной деятельности по развалу СССР, которой позже, когда отпадёт необходимость в притворстве, станет кичиться: «Группа истинных, а не мнимых реформаторов разработали – разумеется, устно – следующий план: авторитетом Ленина ударить по Сталину, по сталинизму. А затем, в случае успеха, Плехановым и социал-демократией бить по Ленину».
…В феврале 78-го воздушный замок, который Яковлев строил в Канаде, обвалился. Местные спецслужбы реализовали подставу в лице своего сотрудника (тот передавал нам информацию о враждебной деятельности своих и американских коллег против граждан СССР) и, обвинив дюжину работников нашего посольства в шпионаже, потребовали их высылки. Пытаясь замять скандал, Кремль по линии МИД дал Яковлеву указание встретиться с Пьером Трюдо в расчёте на то, что Александр Николаевич, как он уверял, установил с главой канадского правительства настолько близкие отношения, что тот даже назвал Александром второго сына (родился через полгода после прибытия Яковлева в Оттаву).
Трюдо назначил встречу на вечернее нерабочее время. Яковлев вернулся в посольство, где его с нетерпением ждали старшие дипломаты, в полной растерянности:
– Приезжаю к премьер-министру, а тот встречает меня в домашнем халате в компании трёх сынишек. Один из них бросился мне на шею: «Uncle Sasha, uncle Sasha (дядя Саша, дядя Саша!»). Как было в такой обстановке вести нелицеприятный разговор?..
Придя в себя, Яковлев сел за шифровку и предложил во имя скорейшего восстановления двусторонних отношений ответить на высылку наших граждан… заявлением протеста. Москва согласилась, тем самым ещё до избрания Горбачёва установив прецедент односторонних уступок. Плоды такой политики мы пожинаем до сих пор.
В марте 79-го срок моей командировки истёк, и накануне отлёта в Москву я зашёл к Яковлеву проститься. Из вежливости поинтересовался его дальнейшими планами. Как обычно (когда лукавил), Александр Николаевич потупил глаза и с напускным смирением изрёк:
– Вроде бы обещают кафедру в плехановском институте…
Скорее всего, он так бы в Оттаве до самой пенсии и просидел, если б за полгода до его 60-летия не состоялась судьбоносная (для них обоих и, увы, для СССР) встреча Яковлева с Горбачёвым. О ней я узнал в Вашингтоне, где с 1981 года работал собкором «Известий», из телерепортажа о поездке Михаила Сергеевича в Канаду в качестве секретаря ЦК по сельскому хозяйству. Александр Николаевич устроил ему роскошный приём, в том числе 3 (!) многочасовые аудиенции с Пьером Трюдо. В одном из эпизодов крупным планом дали Горбачёва и Яковлева с выражением взаимного обожания на физиономиях. И месяца не прошло, как Александр Николаевич вернулся в Москву и начал стремительное восхождение к вершине власти.
Вздыбить!
Год спустя он выпустил книгу «От Трумэна до Рейгана», где бичевал хозяина Белого дома и его окружение сданными со смертью Сталина в архив выражениями типа «клика Рейгана» – и даже уподобил гитлеровской верхушке. Ещё через год, возглавив при сводничестве Яковлева КПСС, Горбачёв вернул его на пост руководителя Агитпропа, но без приставки ВРИО. Кремль начал одну за другой выдвигать мирные инициативы. При этом в Вашингтон заявления советского руководства, как нарочно, поступали в пятницу в конце рабочего дня.
– Они там, в Москве, совсем не понимают, как здесь устроена жизнь? – чертыхались в нашем посольстве. – Рейган по пятницам после обеда удаляется в загородную резиденцию, да и чиновничий люд к вечеру разъезжается по домам. Кроме «Дейли уорлд» [издававшийся мизерным тиражом еженедельник Компартии США – Авт.], ни одно СМИ не даст даже краткое изложение заявлений Кремля без комментариев Белого дома или Госдепа. В лучшем случае эта новость попадёт в субботние номера здешних газет, где утонет в море развлекательной информации…
Поначалу манеру объявлять таким образом наши мирные инициативы (посольские острослововы окрестили эту практику «коту под хвост») приписывали Шеварднадзе, сменившему Громыко на посту главы МИД. Но вскоре выяснилось, что Эдуард Амвросиевич, как и Михаил Сергеевич, в подобных делах всецело полагался на Яковлева: даром что ли, мол, тот был ветераном Агитпропа и 10 лет проработал в Канаде?
А вскоре наш посол в США получил шифровку за подписью самого Александра Николаевича. Добрынин расписал её руководителю пресс-отдела посольства Сергею Ивановичу Дивильковскому. Зайдя к нему в кабинет, я застал его за чтением этого документа. Опытнейший дипломат с 30-летним стажем был повергнут в крайнее изумление:
– Вы только послушайте, к чему нас призывает Москва: вздыбить антивоенное движение в Соединённых Штатах! И словцо-то какое – «вздыбить»!
– Узнаю почерк Яковлева! – заметил я.
В 87-м Александр Николаевич поднялся ещё выше по номенклатурной лестнице, став членом Политбюро, и в декабре того же года сопровождал Горбачёва в поездке в Вашингтон на очередной саммит с президентом США. Там Яковлев договорился с закадычным приятелем Рейгана – Чарльзом Уиком, возглавлявшим американский Агитпроп, организовать переговоры по разоружению в идеологической области, что и было сделано в 1988 году. По свидетельству участвовавшего в этих переговорах Дивильковского, американцы вели себя по-хозяйски. Наши же «занимали практически по всем вопросам оборонительные позиции, отступали и уступали».
Кончилось это полным односторонним идеологическим разоружением СССР – попросту говоря, безоговорочной капитуляцией. При этом на прощальном обеде в Вашингтоне Уик, обращаясь к нашей делегации, издевательски заметил:
– Когда тебя насилуют, расслабься и получай удовольствие.
Вернувшись в Москву, Дивильковский в попытке спасти положение ударил во все доступные ему колокола. Об этом донесли «архитектору перестройки» (как к тому времени стали величать Яковлева), и тот в очередной раз проявил ещё одну черту своей натуры – мстительность. По его личному указанию Сергея Ивановича за несколько месяцев до пенсии изгнали из аппарата ЦК.
Я с Яковлевым последний раз увиделся в сентябре 1991 года, работая в Службе информации Президента СССР. В кремлёвском здании бывшего Сената поднимался на последний этаж, и вдруг лифт остановился на втором этаже. В кабину в сопровождении телохранителя вошёл выглядевший кум королю Александр Николаевич. Сунул на манер «держи пять сосисок» руку и буркнул, имея в виду события августа 1991 года:
– Натворили делов, а я теперь расхлёбывай…
На том мы и расстались, в этот раз навсегда.
Простим его
Вечером 25 декабря того же года, доведя вверенное ему государство до ручки, Горбачёв объявил об уходе в отставку, а перед этим с утра часов восемь обсуждал с Ельциным передачу властных полномочий. Об этом сотрудникам Службы информации президента поведал зам главы президентской администрации Анатолий Александрович Сазонов.
– Обсуждали вопросы вроде передачи ядерного чемоданчика? – предположил я.
– Какое там! Все разговоры – только о даче да чаче! – раздражённо ответил Сазонов, имея в виду, что напоследок Горбачёв выторговывал себе всяческие привилегии. Анатолий Александрович добавил, что встреча первого и последнего президента СССР с первым президентом РФ прошла в присутствии вездесущего Яковлева.
Осенью 2003 года «прорабы перестройки» затеяли публикацию фолианта во славу её архитектора, которому вот-вот должно было исполниться 80. К тому времени якобы равнодушный к почестям Александр Николаевич собрал целую охапку высоких наград, и все – после 1991 года, да какие! Большой офицерский крест ордена «За заслуги» (ФРГ), Командорский крест ордена «За заслуги перед Польской Республикой», орден Гедиминаса (Литовская Республика), орден «Три креста» (Латвийская Республика), орден «Терра Мариана» (Эстонская Республика).
Три последние награды Яковлева дают повод воспроизвести отрывок из мемуаров Горбачёва «Жизнь и реформы»: «В начале августа 1988 года я рекомендовал ему [Яковлеву — Авт.] поехать в Прибалтику, надеясь, что это поможет лучше понять, что там происходит. Яковлев высказался за то, что нам не следует выступать с позиции осуждения народных фронтов; хотя там есть всякие силы, нужно сотрудничать с ними… Подытоживая, Яковлев заверил, что все „прибалты за перестройку, за Союз“».
Таким образом, главный (после Раисы Максимовны) советчик Горбачёва по его поручению едет в Прибалтику и, вернувшись в Москву, докладывает: «На Шипке всё спокойно». В декабре 1988 года, выступая в московском издательстве «Наука», Яковлев повторит: «Я не вижу ничего страшного в движениях народных фронтов в Прибалтике… там ведь много конструктивного. Есть там люди, которые говорят, что надо отделиться от Советского Союза. Но их мало. Большинство понимают, что это совершенно нереально».
И это – один из высших руководителей СССР, человек, в силу занимаемого положения призванный стоять на страже государственных интересов! «Очень много делал для нас Яковлев, – проговорилась потом одна из основательниц „Саюдиса“ Казимира Прунскене. – Он заверил нас, что высшие руководители в Москве понимают нас».
…Инициаторы издания толстенного панегирика в адрес Яковлева попросили Президента РФ В. Путина написать предисловие, но получили отказ, о чём с негодованием сообщили со страниц «Московских новостей». И тут настало время вернуться к началу этой статьи.
Кого имел в виду бывший американский разведчик, до сих пор приходится только гадать. Зато теперь известно, что Яковлев давно подозревался в измене Родине, о чём дважды (!) докладывали двум лидерам советского государства.
Сперва глава КГБ Андропов, получив отлуп от Брежнева («Член Центральной ревизионной комиссии ЦК предателем быть не может!»), настаивать на своей правоте не решился и порвал докладную записку. Но под конец существования СССР аналогичный доклад Горбачёву сделал другой руководитель КГБ – Крючков.
– Мы долго задерживали эту информацию, проверяли её и перепроверяли, используя все наши самые ценные возможности, – перед разговором с Михаилом Сергеевичем поделился он с руководителем Администрации Президента СССР Валерием Ивановичем Болдиным. – Факты очень серьёзные.
«Начальник Генерального штаба С. Ф. Ахромеев подтвердил, что военная разведка располагает приблизительно такими же данными, как и КГБ, – говорится в мемуарах Болдина. – Я поначалу не принял это во внимание, зная неприязненное отношение маршала и многих военных к А. Н. Яковлеву. Но В. А. Крючков знал его долгие годы, и это меняло дело, во всяком случае, снимало подозрение в личной предвзятости и недоброжелательности».
Заслушав доклад главы КГБ, Горбачёв велел главе КГБ поговорить с подозреваемым по душам. Пару недель спустя такая беседа состоялась.
«Проходила она в крайне свободной обстановке не только, как говорят, при расстёгнутых воротничках, но и вообще без всего, что можно было застегнуть, – читаем в воспоминаниях Болдина. – Дело было в сауне... <…> Признаться, я думал, а что бы сделал сам, оказавшись под подозрением КГБ. Если бы Крючков сказал, что у него имеются материалы такого рода обо мне, я непременно пошёл бы к Горбачёву, рассказал о предъявленном обвинении и потребовал разобраться. „А до тех пор, пока нахожусь под подозрением, слагаю с себя все полномочия“. <…> Но когда спустя некоторое время я спросил Горбачёва, приходил ли к нему Александр Николаевич для объяснений, тот ответил: „Нет, не приходил“».
Вот что по тому же поводу впоследствии рассказал бывший секретарь ЦК КПСС Валентин Михайлович Фалин: «Заслушав доклад Крючкова, Горбачёв спросил и сам себе ответил: „Яковлев — полезный для перестройки человек? Если полезный, то простим его“».
Чудны дела ваши, вышеупомянутые руководители советского государства!
Оттава-Вашингтон-Москва