В Казахстане Союз писателей один. И в этом нам есть чему поучиться у соседнего братского народа. Мощная единая организация, работающая на поддержку государственной идеологии, творчески и общественно состоятельная – вот приметы настоящего единства общества. Этой осенью Союз писателей Казахстана отметил свой 80-летний юбилей. Мне выпала честь представлять «Литературную газету» на этом празднике. Я был в Казахстане впервые, а всякое посещение нового края всегда приводит к захватывающим впечатлениям. Советская архитектура, орнаментальное многообразие русской и казахской речи, близкие горы, легендарный Медео – весь этот микс никогда не позволит забыть мне дни, проведённые в Алма-Ате.
Сам юбилейный пленум отличался настоящим восточным организационным этикетом и очень интересными, недежурными официальными выступлениями. Открыл торжественное заседание заместитель руководителя администрации президента Республики Казахстан Баглан Майлыбаев, зачитавший поздравительное письмо президента страны Нурсултана Назарбаева. Глава государства отметил, что Союз писателей является одним из первых и самым многочисленным творческим объединением республики, сплотившим в своих рядах более 700 казахстанских писателей и поэтов. Писателей со славным юбилеем их организации поздравили аким (мэр) Алма-Аты Ахмеджан Есимов, отечественные и зарубежные литераторы, общественные деятели. Среди них – известные поэты и писатели России, Турции, Китая, Таджикистана, Кыргызстана, Азербайджана и других стран.
Своеобразной духовной программой развития Союза писателей Казахстана стало выступление его многолетнего председателя Нурлана Оразалина. Главным выводом этой речи явилась декларация того, что поиск здоровых нравственных основ зиждется на слове писателя. Классик казахстанской литературы Олжас Сулейменов со свойственной ему «золотой» лаконичностью отметил, что без литературы, без слова нет культуры, а без слова нет народа. Главный редактор одного из журналов Союза писателей Казахстана «Простор» Валерий Михайлов подчеркнул, что в Казахстане, к счастью, утвердилось много этнической литературы, и это очень помогает в решении вопроса государственного строительства на сложном евразийском пространстве.
По итогам пленума было принято обращение, в котором, в частности, декларируется, что Союз писателей Казахстана в XXI веке продолжает великую гуманистическую традицию, основанную выдающимися казахскими мыслителями, и успешную творческую деятельность во благо народа.
Максим ЗАМШЕВ
Магжан ЖУМАБАЕВ
(1893–1938)И ЖИЗНЬ, И СМЕРТЬ – СУДЬБА МОЯ
Праздник юности станет седою золой,
ты подумай об этом, об участи злой,
как обманчива жизнь, как играет судьба
человеческой жизнью и смертью самой.
Блеск во взгляде угаснет, и щёки впадут,
голова поседеет за пару минут,
а потом заскрипят твои старые кости,
ничего, дорогой, не поделаешь тут...
Это всё переменчивых сýдеб игра,
до чего же тоскливы твои вечера,
ты свой жизненный путь озираешь с презреньем:
– Умирать, – говоришь, – наступает пора.
Снова дразнит судьба и играет людьми,
чтоб сырая земля распахнулась дверьми,
ненасытна она, и скрипят её зубы,
а в остывших глазах не осталось любви.
Что ни делай, а смерть всё стоит на дворе,
даже если запястья твои в серебре,
даже если любимы и радостны даже,
жизнь и смерть – две струны на великой домбре.
ты подумай об этом, об участи злой,
как обманчива жизнь, как играет судьба
человеческой жизнью и смертью самой.
Блеск во взгляде угаснет, и щёки впадут,
голова поседеет за пару минут,
а потом заскрипят твои старые кости,
ничего, дорогой, не поделаешь тут...
Это всё переменчивых сýдеб игра,
до чего же тоскливы твои вечера,
ты свой жизненный путь озираешь с презреньем:
– Умирать, – говоришь, – наступает пора.
Снова дразнит судьба и играет людьми,
чтоб сырая земля распахнулась дверьми,
ненасытна она, и скрипят её зубы,
а в остывших глазах не осталось любви.
Что ни делай, а смерть всё стоит на дворе,
даже если запястья твои в серебре,
даже если любимы и радостны даже,
жизнь и смерть – две струны на великой домбре.
Жаннат АСКЕРБЕККЫЗЫ
СУДЬБА КАМЕННЫХ ИДОЛОВ
Камни замерли вдоль дорог,
это идолы без названий,
заключил их в оковы Бог –
такова судьба изваяний…
Кто же знает, в какую ночь
рухнут вечные камни эти,
душам каменным не помочь,
а над ними несётся ветер…
Он не видит гранитных снов –
потому так печален снова,
вот и мечется дух ветров,
но не в силах сказать ни слова.
Пролетела эпоха зла,
не свалить эти камни страху.
Шепчет каменный балбала:
«Всё проходит, хвала Аллаху».
это идолы без названий,
заключил их в оковы Бог –
такова судьба изваяний…
Кто же знает, в какую ночь
рухнут вечные камни эти,
душам каменным не помочь,
а над ними несётся ветер…
Он не видит гранитных снов –
потому так печален снова,
вот и мечется дух ветров,
но не в силах сказать ни слова.
Пролетела эпоха зла,
не свалить эти камни страху.
Шепчет каменный балбала:
«Всё проходит, хвала Аллаху».
* * *
Не высказывай обид,
дочка пери – дочь Бекторы,
помолись – пускай навзрыд,
это лучше, чем укоры…
Не скрывай, смеясь, секрет
своего плохого нрава,
ускакал батыр в рассвет –
аргамак сминает травы.
Бьёт копытом в пыль дорог,
солонцы окрест, как тесто,
ты смотрела на кого,
солонцовая невеста?
Есть в судьбе твоей печаль.
Кто поймёт её? Неясно.
Ты накинь на плечи шаль,
шаловлива и прекрасна!
Не вернётся тот батыр,
твоё сердце обезлюдело,
но при родах на пустырь
ляжет белая верблюдица.
Посмотри на верблюжат,
чтобы зло в душе растаяло,
боже, как они дрожат, –
что теперь твоё отчаянье?
Отступает тень беды,
это тоже счастье малое –
путнику налить воды,
от лепёшки край отламывая.
Льётся песня через край,
выйди в степь из юрты красной –
и судьбу свою решай,
будь счастливой и прекрасной!
дочка пери – дочь Бекторы,
помолись – пускай навзрыд,
это лучше, чем укоры…
Не скрывай, смеясь, секрет
своего плохого нрава,
ускакал батыр в рассвет –
аргамак сминает травы.
Бьёт копытом в пыль дорог,
солонцы окрест, как тесто,
ты смотрела на кого,
солонцовая невеста?
Есть в судьбе твоей печаль.
Кто поймёт её? Неясно.
Ты накинь на плечи шаль,
шаловлива и прекрасна!
Не вернётся тот батыр,
твоё сердце обезлюдело,
но при родах на пустырь
ляжет белая верблюдица.
Посмотри на верблюжат,
чтобы зло в душе растаяло,
боже, как они дрожат, –
что теперь твоё отчаянье?
Отступает тень беды,
это тоже счастье малое –
путнику налить воды,
от лепёшки край отламывая.
Льётся песня через край,
выйди в степь из юрты красной –
и судьбу свою решай,
будь счастливой и прекрасной!
Шахан МУСИН
(1913–2000)СЕМЕЙ
Свежий воздух родного края –
исцеление для души,
в колыбели земного рая
все подробности хороши!
Веет ветер, не зная меры,
вдохновляет, пускаясь в пляс,
дарит чувство мечты и веры,
разрушает сомненья в нас.
А душа моя песней воздух
наполняет, взлетая ввысь,
и ночами мне шепчут звёзды:
«Тайной творческой поделись…»
Меня будит рассвет отчизны –
и могу ли я поутру,
вдохновлённый искусством жизни,
нежно в руки не взять домбру?!
Семипалатинск, 1985
исцеление для души,
в колыбели земного рая
все подробности хороши!
Веет ветер, не зная меры,
вдохновляет, пускаясь в пляс,
дарит чувство мечты и веры,
разрушает сомненья в нас.
А душа моя песней воздух
наполняет, взлетая ввысь,
и ночами мне шепчут звёзды:
«Тайной творческой поделись…»
Меня будит рассвет отчизны –
и могу ли я поутру,
вдохновлённый искусством жизни,
нежно в руки не взять домбру?!
Семипалатинск, 1985
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Доченьке Макпал
В пелёнках доченька моя,
я убаюкиваю детку,
и плещет мир через края,
качая облако и ветку…
Ты же ребёночек родной,
ты будешь юной и прекрасной,
и жизнь глядит в проём дверной
твоею будущностью ясной.
Отец качает колыбель –
я нынче просыпаюсь рано,
а ночь твою прикроет дверь,
луна сверкает из тумана…
Строптивый ветер и волна
под окнами застыли молча…
Ночь на дворе и тишина,
чтоб ты, Макпал, заснула ночью.
я убаюкиваю детку,
и плещет мир через края,
качая облако и ветку…
Ты же ребёночек родной,
ты будешь юной и прекрасной,
и жизнь глядит в проём дверной
твоею будущностью ясной.
Отец качает колыбель –
я нынче просыпаюсь рано,
а ночь твою прикроет дверь,
луна сверкает из тумана…
Строптивый ветер и волна
под окнами застыли молча…
Ночь на дворе и тишина,
чтоб ты, Макпал, заснула ночью.
Нурлан ОРАЗАЛИН
* * *
Скакуном понеслась моя мысль в небеса –
белой ночью я думаю стихотвореньем...
Голос в сумерках бредит про те чудеса,
что волнуют поэта прохладой и тленьем...
Город... улица... голос небесный окреп,
это – отсвет зари по горам расплескался...
Саз небесный звучит из ночного пространства
так, что отзвук ложится на горы и степь.
Зазвучала, безмолвно сияя, Луна.
Голоса Алатау взвились ей навстречу!
Мир воспрял ото сна ораторией речи!
Сердце ритм отбивает, как шаг скакуна.
В этом сердце живёт вдохновенная дрожь,
тёмный космос свои посылает сигналы,
звёзды над Алматóй, зазвучав, замерцали,
вырываясь из жарких небесных ладош.
Так рождаются песни в кромешных ночах,
так летят голоса скакунами восторга!
Словно в синих небесных озёрах Востока,
отражаются чувства в горящих глазах...
белой ночью я думаю стихотвореньем...
Голос в сумерках бредит про те чудеса,
что волнуют поэта прохладой и тленьем...
Город... улица... голос небесный окреп,
это – отсвет зари по горам расплескался...
Саз небесный звучит из ночного пространства
так, что отзвук ложится на горы и степь.
Зазвучала, безмолвно сияя, Луна.
Голоса Алатау взвились ей навстречу!
Мир воспрял ото сна ораторией речи!
Сердце ритм отбивает, как шаг скакуна.
В этом сердце живёт вдохновенная дрожь,
тёмный космос свои посылает сигналы,
звёзды над Алматóй, зазвучав, замерцали,
вырываясь из жарких небесных ладош.
Так рождаются песни в кромешных ночах,
так летят голоса скакунами восторга!
Словно в синих небесных озёрах Востока,
отражаются чувства в горящих глазах...
* * *
Минует ли счастье? Придёт ли остуда?
Слова опостылят когда-нибудь вдруг...
Неужто душа отлетит, словно чудо,
и вздрогнешь от горя, любимый мой друг?
Столетние рощи споткнутся однажды,
не выдержав мощи бегущих годов...
Поймёшь ли, мой друг, умирая от жажды,
что прочит прощанье нам шелест дубов?
Создатель сурово диктует вердикты –
неужто землянам его не понять?
А истина – вечнозелёная пихта! –
врывается в сердце поэта опять!
Слова опостылят когда-нибудь вдруг...
Неужто душа отлетит, словно чудо,
и вздрогнешь от горя, любимый мой друг?
Столетние рощи споткнутся однажды,
не выдержав мощи бегущих годов...
Поймёшь ли, мой друг, умирая от жажды,
что прочит прощанье нам шелест дубов?
Создатель сурово диктует вердикты –
неужто землянам его не понять?
А истина – вечнозелёная пихта! –
врывается в сердце поэта опять!
Проходят века и несутся эпохи,
а истина снова, как молния, бьёт!
Поймём ли, танцующие скоморохи,
что спросится с нас за бездарный пролёт?
Пусть громко звучит, чтó явилось поэту.
Что спросит Вселенная – строгая мать?
Грядущее нас призывает к ответу.
Но как этот зов без ошибки понять?
а истина снова, как молния, бьёт!
Поймём ли, танцующие скоморохи,
что спросится с нас за бездарный пролёт?
Пусть громко звучит, чтó явилось поэту.
Что спросит Вселенная – строгая мать?
Грядущее нас призывает к ответу.
Но как этот зов без ошибки понять?
Галым ЖАЙЛЫБАЙ
БЕЛЫЙ СИТЕЦ («Ак Сиса»)
«Ак Сиса» (в переводе с казахского на русский – «Белый ситец») – так называется песня известного народного певца и композитора Жаяу Мусы, прадеда Олжаса Сулейменова.
(отрывок из поэмы)
* * *
Ты пропустил этот мир сквозь сердце
бессмертным праведником, Муса,
и «Белый ситец» – твоё наследство! –
поют казахи как «Ак сиса»!
Вершина песенного искусства,
как сокол, рвущийся к небесам,
бог песни, кюй вдохновенный чувства
дарует милость своим сынам.
Как лебединая песня – высясь,
как бренный мир – до наива мним,
над степью слышится «Белый ситец»,
чтобы помочь землякам своим.
Ах, «Ак сиса» – это гимн свободе
и марш украденных лошадей,
когда хватаешься за поводья
в своём бессилье среди людей…
Степь сплетена из травы и солнца,
сквозняк тревожит её сынов,
дорожной юрты откинь оконце –
и «Белый ситец» взметнётся вновь!
Когда над степью косяк гусиный–
белеет крыльями в темноте,
то «Белый ситец» с нездешней силой
напоминает нам о мечте…
Хороший всадник всегда в почёте,
а Безлошадный всегда в слезах,
вы «Белый ситец» опять споёте –
Байжанулы оживёт в степях.
Наш гордый предок – великий слухом,
он создал песню – степной канон,
Муса воистину крепок духом,
как Акбет-тау скалистый склон!
«Ак сиса, кызыл сиса, ситец белый,
вот и поясом затянется красавица,
я остался без коня, но без веры
никогда степной казах не останется…
Ак сиса, кызыл сиса, белый ситец,
произвол тебя оставил без лошади,
вот и стал ты беглецом – пеший витязь
бедных родичей на рыночной площади.
Я горюю, Мустапою унижен,
безлошадный – в нищете да опасности, –
только где мой конь – гнедой или рыжий?
Предаю унижение гласности…»
Без крыльев птица взлететь не может,
вот и осталась Мусе печаль,
и это душу акына гложет,
печальной песней несётся вдаль.
Да, ты почувствовал это рано,
мой гордый предок, певец Муса,
коня пропажа – такая рана,
её врачует лишь «Ак сиса»…
Как лунный отсвет среди потёмок,
как отблеск молнии грозовой –
твой дух воспримет дальний потомок,
склоняя голову пред тобой.
бессмертным праведником, Муса,
и «Белый ситец» – твоё наследство! –
поют казахи как «Ак сиса»!
Вершина песенного искусства,
как сокол, рвущийся к небесам,
бог песни, кюй вдохновенный чувства
дарует милость своим сынам.
Как лебединая песня – высясь,
как бренный мир – до наива мним,
над степью слышится «Белый ситец»,
чтобы помочь землякам своим.
Ах, «Ак сиса» – это гимн свободе
и марш украденных лошадей,
когда хватаешься за поводья
в своём бессилье среди людей…
Степь сплетена из травы и солнца,
сквозняк тревожит её сынов,
дорожной юрты откинь оконце –
и «Белый ситец» взметнётся вновь!
Когда над степью косяк гусиный–
белеет крыльями в темноте,
то «Белый ситец» с нездешней силой
напоминает нам о мечте…
Хороший всадник всегда в почёте,
а Безлошадный всегда в слезах,
вы «Белый ситец» опять споёте –
Байжанулы оживёт в степях.
Наш гордый предок – великий слухом,
он создал песню – степной канон,
Муса воистину крепок духом,
как Акбет-тау скалистый склон!
«Ак сиса, кызыл сиса, ситец белый,
вот и поясом затянется красавица,
я остался без коня, но без веры
никогда степной казах не останется…
Ак сиса, кызыл сиса, белый ситец,
произвол тебя оставил без лошади,
вот и стал ты беглецом – пеший витязь
бедных родичей на рыночной площади.
Я горюю, Мустапою унижен,
безлошадный – в нищете да опасности, –
только где мой конь – гнедой или рыжий?
Предаю унижение гласности…»
Без крыльев птица взлететь не может,
вот и осталась Мусе печаль,
и это душу акына гложет,
печальной песней несётся вдаль.
Да, ты почувствовал это рано,
мой гордый предок, певец Муса,
коня пропажа – такая рана,
её врачует лишь «Ак сиса»…
Как лунный отсвет среди потёмок,
как отблеск молнии грозовой –
твой дух воспримет дальний потомок,
склоняя голову пред тобой.
Перевёл с казахского Сергей МНАЦАКАНЯН