«ЛГ» уже писала о дебютном романе Остапа Стужева «Правила Мёрджа», который увидел свет в конце прошлого года – и с тех пор тираж дважды допечатывался. Беседуем с автором о секретах и особенностях этой книги, приобретающей всё большую популярность.
– Вы пришли в литературу в зрелом возрасте... Каким был ваш путь к писательству?
– У каждого своя судьба. Условия существования улучшились, и человек в зрелом возрасте может позволить себе такую роскошь, как свободное время. Им я и воспользовался. Бытует мнение, что люди стали писать больше благодаря технологиям, позволяющим редактировать тексты на компьютере. Думаю, это не так. Нас вообще стало больше, и желание оставить след – в литературе или другом виде искусства – довольно легко объяснимо.
– Как появилась и вызрела идея романа?
– Идея романа в целом зародилась достаточно давно. Несколько раз я даже доходил до стадии завершения рукописей. Они сохранились и, хотя были написаны в разные годы, многие персонажи оказались в итоге очень похожими. Откровенно говоря, начав эти рукописи просматривать, я надеялся обнаружить ещё одну почти готовую книгу. Увы! Получится калька «Правил Мёрджа», только с другими именами героев и несколько изменённым сюжетом.
Но вернёмся к идее. Главным было рассказать о характерах не вымышленных, не навязанных нам годами царствования соцреализма или откровенного цинизма, расцветшего в последующие годы, персонажей, а живых людей. Да, мои герои, извините за простоватое выражение, не проносят ложку мимо рта, но это не делает их негодяями. Они выполняют свой долг перед государством, и делают это весьма неплохо.
– Что было для вас самым сложным в работе? Можете выделить какую-то романную линию, сцену или героя, которые дались тяжелее всего?
– Сложно объяснить мотивы поступков персонажей. Это всегда вызов. Если писать книгу в стиле простого повествования, как сейчас модно стало говорить, «в нарративе» (от исп. narrar – рассказывать), получится беспредельно скучно. Это погубит всё, и любой нормальный человек отложит книгу на второй странице (если вообще возьмёт в руки). Какие причины подтолкнут того или иного героя к действию? Он подолгу обдумывает решения или принимает их мгновенно? Правильны ли его решения? Это вопросы далеко не праздные.
Говорят, мы стали меньше читать. Я думаю, это правда. И одной из причин, как я полагаю, является вот это несоответствие ожиданий и результатов. Как я уже говорил в одном из интервью, обещания надо выполнять. Заинтриговать не так сложно, как кажется, – сложно найти аргументы, объясняющие дальнейшее развитие интриги. Откровенно говоря, я и сам несколько раз (и внимательный читатель сможет это заметить) «съезжал с темы». Не буду говорить, где и как. Критики, настроенные враждебно, сделают это без меня.
– В процессе написания романа вы полностью контролировали своих героев или порой они, как пушкинская Татьяна, удивляли вас неожиданными поступками?
– Хорошее выражение – контролировать героев! Да, Татьяна из «Евгения Онегина» – почти исторический персонаж... Конечно, даже тряпичные куклы Карабаса-Барабаса способны на восстание! Обычно протагонисты романов совершают поступки в соответствии с условными логическими схемами, закладываемыми автором в их характеры. Но книга пишется не в один присест, и в процессе может меняться не только настроение, но и убеждения автора – а значит, и герои.
Со мной, кстати, многие спорят насчёт убеждений. А я привожу простой пример: сколько раз мы даём себе клятвы отказаться от той или иной привычки? Начать какое-то новое дело? Увы, мозг всегда находит аргументы, позволяющие нам отступить от, казалось бы, безоговорочно принятого решения. То же касается и более глобальных решений.
Я бы сказал, что причины тех или иных поступков моих героев кроются в миллионах лет эволюции, сформировавших ту серую субстанцию в моей голове, которая делает меня (и их) представителем homo sapiens.
– Критики отмечают в вашем романе обилие подробностей. Как вы сами определяете для себя роль художественных деталей в произведении? Почему они важны?
– Детали замедляют темп повествования. Это как сжимающаяся пружина. Слова в этот момент накапливают энергию и дают новый, сумасшедшей силы толчок развитию сюжета.
Но не менее важно и внимание к слову: в нём – мастерство, уровень владения языком. У каждого слова, обозначающего тот или иной предмет, действие, качество, есть достаточно большое количество синонимов. Чем точнее попадает в цель значение и звучание выбранного писателем варианта, тем больше шансов, что читатель поймёт текст именно так, как он был задуман. Больше шансов, что он вообще будет читать книгу.
– Ещё одна особенность «Правил Мёрджа» – множество реплик на иностранных языках. Для чего они нужны? Почему вам было важно, чтобы слова героев прозвучали именно на английском, испанском, французском и т.д.?
– Работа с иностранным текстом – трудоёмкий процесс. Особенно в процессе корректуры. Тогда мне казалось, что реплики на другом языке позволят точнее передать особенности, обычаи, ценности, культуру той или другой страны, показать различия между ними. Есть и ещё одна причина, но её называть не стану – это будет спойлер.
Однако мои друзья в один голос говорят, что обилие иностранного текста – лишнее, и сейчас я склоняюсь к тому, чтобы с ними согласиться.
– Также нельзя не отметить и множество отсылок к литературным произведениям. В чём, на ваш взгляд, значение аллюзий в целом? И какую задачу они решают в вашем романе?
– Современной литературе – в широком смысле – насчитывается, наверное, лет пятьсот-шестьсот. Античность также не оставила нас без наследия. Все сюжеты, мотивы поступков описаны бесконечное количество раз. Иногда проще признаться в этом повторе, указывая на самый выдающийся из всех или, по крайней мере, известный тебе аналог, чем пытаться выкручиваться, добавляя ненужные подробности для тщетной маскировки очевидного. Если это делается уместно, то, как к месту рассказанный анекдот, аллюзии расширяют горизонты смыслов текста.
– Вы, очевидно, являетесь большим поклонником испанской культуры, что отразилось и в романе: ключевая линия с шедеврами из Прадо, рефреном повторяющаяся тема гражданской войны в Испании… На недавней презентации книги вы также говорили, что учили испанский и даже посещали курсы по написанию рассказов на этом языке. Чем для вас так притягательна эта культура? И какие, на ваш взгляд, существуют точки соприкосновения между ней и культурой русской?
– Это правда. Одно время я был одержим желанием выучить испанский язык. Он обладает особой экспрессией, равной которой я не встречал. А строгая градация прошедших времён позволяет, например, писать одно предложение на полстраницы, не боясь запутаться. Красивая архитектура даже маленьких городов не может не оказывать благотворного влияния на людей, живущих в Испании. Они, наверное, немного больше романтики, чем мы. Погода позволяет (улыбается).
Что касается точек соприкосновения... Боюсь, мой ответ вызовет бурю негодования со стороны людей, чей хлеб насущный добывается лекциями и книгами об Испании. На мой взгляд, общего у наших культур почти нет. Образ жизни, мотивация тех или иных поступков у нас разные. Не диаметрально противоположные, нет! (За соломинку в виде идеи о притяжении противоположностей с радостью уцепились бы записные крючкотворы, оставь я им эту лазейку.) Это, безусловно, две великие мировые культуры, но сходства между ними я не вижу. Во всяком случае, они похожи не больше, чем один человек может быть похож на другого.
– Можете ли вы выделить несколько произведений, которые вдохновили вас, которые являются для вас образцом идеального литературного произведения?
– Вдохновили?.. Нет, не могу назвать ни одного. А вот тех, которые оказали влияние на образ мышления, немало. Начнём по порядку:
1. Лев Кассиль. «Кондуит и Швамбрания». И почти все спортивные рассказы. («Ход белой королевы», «Чаша гладиатора» и т.д.).
2. Юрий Власов. «Коммивояжёр Бернс».
3. Эрнест Хемингуэй. «Иметь и не иметь».
4. Фёдор Достоевский. «Игрок».
Вообще перечислять можно до бесконечности...
– Любите ли вы как читатель детективный жанр?
– Судя по выше представленному списку, получается, что вроде не очень… Но это, конечно, не так. Имена всех ключевых авторов детективов мне известны, и я знаком с их произведениями в той или иной степени. Чейз, Каннинг и многие другие. «Щегол» Донны Тарт тоже, думаю, можно смело отнести к детективам, но для меня эта книга в большей степени о социопатии детских психологов.
– А сейчас работаете над чем-нибудь?
– Несмотря на то что много времени и сил отнимает продвижение к читателю моей первой книги, я начал работать над ещё одним произведением. Пока публика встречает «Правила Мёрджа» весьма благосклонно, и я ощущаю некоторый энтузиазм и уверенность в выбранном мной пути.