Владислав Отрошенко. Гения убить недостаточно: книга эссе-новелл. – М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2024. – 252 [4] с.: ил. – (Культурный разговор).
Тяга к литературоведческому анализу проявилась у Владислава Отрошенко довольно рано. В начале 90 х годов на страницах журнала «Московский вестник» была опубликована повесть тридцатилетнего прозаика «Веди меня, Слепец!» (позднее она вышла в серии «ЖЗЛ»), посвящённая запутанному судебному делу убийства французской модистки Симон-Демаш, к которому привлекался наш выдающийся драматург Александр Сухово-Кобылин. Уже тогда стало ясно, что исследователя интересуют не общеизвестные, хрестоматийные события литературной истории, а её неоднозначные и малоизвестные эпизоды.
Эта особенность его творческой методологии отразилась и в сборнике его эссе «Гения убить недостаточно». Он стремится писать не сухие академические экзерсисы, а острые, увлекательные рассказы.
Дело в том, что во второй половине ХХ века и на рубеже миллениума в мировой литературоведческой науке наметился серьёзный кризис. Многие специалисты стали составлять узкоспециализированные тексты, используя наукообразную лексику, которая получила негласное обозначение – птичий язык. Причиной этого чаще всего является дефицит оригинальных мыслей и самостоятельных оценок, когда автор лишь жонглирует умными словами, которые подчас понятны только «посвящённым».
В результате – катастрофически сократилась аудитория таких сочинений. Статьи и книги Белинского, Аполлона Григорьева, Розанова, Бахтина, Кожинова были понятны любому мало-мальски вдумчивому читателю, а нынешние материалы, где пестрят перцепции, амплификации и прочая парадигматика, нужно изучать со словарём специальных терминов.
Несомненно, литературоведы чувствовали проблему, с которой столкнулись, и старались решать её (каждому ведь хочется не вещать на келейную публику, а быть услышанным в широких кругах). На помощь пришли медийные формы. Ираклий Андроников произносил увлекательные монологи, которые пользовались большей популярностью, чем кропотливое изучение лермонтовского наследия. Выходили к микрофону и телеобъективу Юрий Лотман, Эдвард Радзинский, Александр Панченко… Высоко чтимый автором сборника Михаил Гаспаров после высоколобого стиховедения выпустил книгу «Занимательная Греция».
По этому пути следует и Владислав Отрошенко. Его эссе читабельны, какой бы страницы мировой культуры он ни касался: загадочной истории со ссылкой Овидия, трагической жизни Шопенгауэра и Ницше, удивительных отношений Катулла с Лесбией, любовных связей Тютчева, редакторской судьбы Томаса Вулфа, интереса писателей к карточной и не только игре («Пиковая дама», «Маскарад», «Свадьба Кречинского»), работы Андрея Платонова над записными книжками…
При огромном диапазоне интересов исследователя он часто проявляет и завидную кропотливость. Для того чтобы понять образ итальянской реки Бренты, которую так по-разному изобразили Пушкин и Ходасевич, он не поленился своими глазами проследить её течение. Тщательно проработан и процитирован им и текст афористичных миниатюр не очень известного у нас итальянского прозаика Франко Армино.
Немало страниц книги посвящено тому, как актуализируется творчество писателя в будущих временах и пространствах после его физической смерти. Отсюда и название сборника.
Но как говаривал тот же Шопенгауэр, возможность делать смелые выводы толкает нас на рискованные поступки. И вот свободная манера изложения иногда аукается эссеисту несколько панибратским отношением к классикам, и вот прославленный историк Светоний именуется шельмецом, знаменитый психиатр Чезаре Ломброзо становится глумливым доктором, образ жизни Гая Валерия Катулла аттестуется как блуд и стишки, а автор «Мира как воли и представления» характеризуется как душевнобольной мальчик.
В случае с Овидием напрашивалось сопоставление с опытом ренессансного Петрарки, который через тысячу лет (вольно или невольно всплывают идеи сторонников новой хронологии) демонстрировал такую же географическую дремучесть. Он ведь описывал дикую и студёную Скифию, которой никогда не видал, так же огульно и безосновательно, что точно запечатлел в своём стихотворении Юрий Кузнецов.
Завершает содержание миниатюра о Роберте Музиле, о которой мне трудно говорить: слишком много моей крови этот писатель выпил во время работы над кандидатской диссертацией.
Пользуясь ассоциативным методом, автор широко и продуктивно привлекает сопутствующий материал. Тем не менее бросаются в глаза и некоторые необъяснимые лакуны. Так, рассказывая о зловещей атмосфере Венеции, он кричаще не упоминает о новелле Томаса Манна «Смерть в Венеции» и фильме Лукино Висконти по её мотивам; в истории с «Повестями Белкина» ни словом не обмолвился о шестой, которую сто лет спустя сочинил Михаил Зощенко.
Впрочем, В. Отрошенко сам ставит над собой такие законы, и наше мнение для него – не указ.