Премия журнала «Нева» за лучшую публикацию года вручается в апреле – в день основания журнала (1955). 
Дипломы и медали получают авторы, признанные лауреатами по номинациям, названным пушкинскими строками: «Чистейшей прелести чистейший образец» (проза и поэзия), «Румяный критик мой» (публицистика и критика), «В надежде славы и добра» (дебют). Решением редколлегии каждый год учреждались и дополнительные номинации: «Пристают к заставе гости», «Искатель новых впечатлений» и другие.
В числе лауреатов предыдущих лет: Мамо Капор (Сербия), Владимир Кавторин (Санкт-Петербург), Наталья Галкина (Санкт-Петербург), Руслан Киреев (Москва), Игорь Яковенко (Москва), Александр Кутас (Днепропетровск), Тамерлан Тадтаев (Цхинвал), Александр Кушнер (Санкт-Петербург), Андрей Шацков (Москва), Олег Ермаков (Смоленск), Екатерина Васильева (Германия).
Среди недавних публикаций журнала меня заинтересовали поэтические подборки: из стихов глянули на меня глаза трёх поколений.
Пятидесятилетние, родившиеся в послесталинскую эпоху, успевшие получить советское образование, а потом и попробовать себя в бизнесе, почувствовали наконец не только праздник свободы, но и слом эпохи. Ленинградская блокада, ставшая легендой, выпрямляет душу. Немцы, голод, лютый холод… И – тепло памяти в этом ознобе бытия! Будущее? Мутно. Даль беcхозна, близь сера. Как выстоять? Баба Лиза знает как: отдохнув маленько от домашних дел, берёт мобильник и даёт указания родным, чтоб красили яйца. Вот так и выстоять.
Сорокалетние, родившиеся между подавлением Пражской весны и началом Афганской войны, задают прямой вопрос о смысле разыгрывающихся событий. Ясного ответа нет, тайный смысл чудится в приметах и отсветах. В шуме веток сада. В туманной зыбкости деревенских зарослей, далёких от города. Впору онеметь. Безмолвие – дотерпеть. Ночь – домолчать.
Тридцатилетние, советскую власть запомнившие лишь в её конвульсиях, не находят просвета и в деревенской благодати: кругом темень, обломки планет падают на землю. Куда уж лететь, там же нет ничего. Тянуться вверх? Бессмысленно. Детские рисунки реальнее, чем мотание души от Рая до Ада. Счастье – иллюзия, любовь – враньё. Но именно это враньё и любишь.
Двадцатилетние, уже никакой советской эпохи не запомнившие, с улыбкой ждут конца света. Обретённая свобода колышет рваные обои, чёрный небосвод стоит над продуваемым домом. Приятная погода!
Самые молодые, уже и XX века едва коснувшиеся, принимают как неизбежность наступающую долгую седую зиму, смертную обречённость родных людей… Прощание с бабушкой, рассказывавшей о давно прошедшей войне и о её отце, попавшем в немецкий плен (то есть он уже прадед), все эти беды сливаются в сознании с битвами древних ратей: падает князь от половецкого удара, уносит его тело вода, стонет старец-инок: всё одно – вода всё возьмёт…
И вот самая юная душа через череду поколений подаёт руку старшим сверстникам и ищет ответа на тот же самый вопрос о смысле этой повёрстанности эпох. Рассматривает бабушкину вышивку в деревянной рамочке, что повешена над усопшей: оказывается, можно вот так, кладя иглой мазки, как краски кисточкой, выткать серебряную ночь! Отогреть жизнь вопреки смерти: поле, снег, избушки под луной…
Хлебнувший опыта оператор газовой котельной перекликается со студенткой Литинститута, метнувшей в стихи осколок сна.
Недостаток места не позволяет мне расцветить эту картину стихотворными цитатами, но позволяет хотя бы перечислить имена участников переклички. Борис Хосид, Александр Леонтьев, Лилиана Сашина, Роман Рубанов, Тая Ларина, Семён Исаев, Наталья Елизарова…
Жива поэзия! В чём убедился, читая «Неву», автор этих строк.