Пустынные улицы, закрытые магазины, отменённые конференции, фестивали, чемпионаты…. Всё это признаки новой эпохи. Остаётся только удивляться, как стремительно образ жизни сотен миллионов людей утратил былой лоск, как быстро облетели блёстки цивилизованности. Наверное, всё же дело не в коронавирусе, а в том, что глобализация, какой мы её наблюдали в XXI веке, начала гнить на корню, так и не заплодоносив.
Но главное не то, что происходит сейчас, и даже не то, что будет происходить завтра, а то, в каком мире мы проснёмся в условном послезавтра.
Мы идём к возникновению бесконтактной социальной среды, способной очень быстро стать не просто постчеловеческой, но и бесчеловеческой. Глобализация и масштабирование хикикамори (японского феномена самозапертых в маленьких квартирах социопатов) становится реальностью.
Происходящее напоминает недооценённый фильм с Брюсом Уиллисом «Суррогаты» 2009 года, вышедший на фоне глобального финансового кризиса. Предупреждение, которое не захотели услышать. В нём усталый от побед супермен, символ западного общества, шедшего от победы к победе, заменяет себя бионической копией и продолжает побеждать, не выходя из своей комнаты. Ну чем не символ так любимых американцами «войн беспилотников»….
Мир без человека, недавно только пугавший своей технологической осуществимостью, становится вполне реальным.
Но из уютной «комнаты» общества всеобщего благополучия и нарастающего потребления придётся выходить. Просто потому, что вызовы нового мира – от миграции до вирусов – «суррогатами», то есть имитацией деятельности, не разрешить.
Есть и вполне конкретные экономические последствия «нового мира», способные затронуть каждого.
Во-первых, мы наблюдаем конец постиндустриального урбанизма. Для него просто не остаётся экономической базы, но коронавирус тут ни при чём. Автоматизация и сетевизация глобальных и национальных финансов делает ненужными «финансовые центры». А с ними – финансистов и их обслугу. И зачем тогда деиндустриализированные мегаполисы, наполненные прекариатом (политкорректный термин, заменивший неприятное слово «люмпен»)?
Во-вторых, это опора на национальные экономические системы в ключевых для жизнедеятельности государств и обществ областях. Главные узлы технологических цепочек (не только по военным, но и по многим гражданским отраслям промышленности) начнут концентрироваться в пределах национальных юрисдикций как гарантия от возможных форс-мажоров.
В-третьих, государству из «гаранта» (не всегда ясно чего) придётся стать менеджером, причём сперва первоначально кризисным, а затем – и инвестиционным. Средне- и долгосрочное экономическое и социальное планирование, безусловно, станут государственной функцией. Готово ли государство быть менеджером? Очевидно – пока нет, причём как на уровне кадров, так и на уровне общественной психологии.
Мир не погибнет и не рухнет в «новое средневековье». Даже технологически это будет всё та же среда обитания. Но социально может стать принципиально иной цивилизацией для всех – и богатых, и бедных. Да и будут ли в новом мире богатые в том виде, как это мыслилось ещё десять лет назад? Космополитичное перекати-поле, перемещающееся из одного глобального города в другой, почти бессмертные…. «Расправившие плечи атланты», либертарианцы, уверовавшие в теорию Айн Рэнд, похоже, доживают последнее десятилетие.
И остаётся только спросить: кто будет тем «атакующим классом», который возглавит строительство нового мира? И есть ли он в принципе?