Думаю, не у одного меня возникает удручающее впечатление от современных отечественных сериалов, пестрящих нелепостями. В силу профессии более всего меня коробят юридические повороты сюжетов, когда в рамках гражданского дела суд назначает ответчику уголовное наказание, когда следователь возбуждает и расследует дело о совершённом против него же преступлении, когда эксперт-криминалист путает криминалистику с криминологией, а образы героев и негодяев как под копирку. Не хватает фантазии? А между тем существуют реальные дела, которые просто просятся на экран. Хочу рассказать об одном из таких дел. Его ценность не только в занимательном сюжете. Оно указывает на острые проблемы права и судебной системы, которые надо обсуждать и решать.
Итак, представьте, Ростов-на-Дону, 2017–2018 годы. Супружеская пара мечтает о ребёнке, но беременность не приходит. Врачи рекомендуют процедуру ЭКО, которая россиянам уже вполне доступна, охватывается полисом ОМС (в этой части наше государство можно вполне обоснованно назвать социальным).
Что ещё, на мой взгляд, важно, так это следующее: несмотря на нездоровье отца или матери, рождённый в результате ЭКО ребёнок может не иметь генетических дефектов и даже получить преимущество перед зачатыми естественным путём, поскольку происходит отбор эмбрионов. А невозможность зачать бывает вызвана травмой, врачебной ошибкой (вызвавшей заболевание репродуктивных органов) или проистекать из «ошибки молодости»: нежелательная беременность, аборт, потом встреча с тем самым, от кого хочется ребёнка, но уже ничего не получается.
Вернёмся к нашему делу. Процедура ЭКО прошла неудачно, беременность не наступила – что, замечу, нормально, у многих успех наступает лишь после нескольких попыток. Но тут случилось несчастье, скончался муж потенциальной мамы (который, кстати, был старше неё на 30 лет).
Женщина решила продолжить процедуры, и её можно понять. После потери любимого человека рождение ребёнка от него приобрело особое значение. Однако ей в повторном ЭКО клиникой было отказано, потому что супружеская пара, по всей видимости, ошиблась при заключении соглашения о криоконсервации эмбрионов, имеющей для процедуры экстракорпорального оплодотворения сугубо вспомогательный характер. Вероятно, супруги не придали значения пункту стандартного соглашения, предложенного клиникой, – о прекращении хранения эмбрионов в случае наступления смерти одного из супругов. По крайней мере, как показали дальнейшие события, потенциальная мама, подписывая соглашение, такое заявление делать не хотела или не поняла его смысл.
Женщина мобилизовала свои скромные ресурсы, наняла юриста и обратилась в суд. Медицинская драма перетекла в судебную. Истица пыталась доказать в районном суде, что может наследовать их с мужем эмбрионы, но ей было отказано. Суд указал, что эмбрион, как и другие человеческие органы и ткани, исключён из гражданского оборота, поэтому не может быть предметом наследования. Кроме того, использование эмбрионов после смерти мужчины ущемило бы его право на свободное волеизъявление. Суд сослался на Постановление Большой палаты Европейского суда по правам человека от 10.04.2007 по делу «Эванс против Соединённого Королевства», где указано, что права обоих партнёров в паре являются пропорциональными и предусматривающими равную возможность для каждой из сторон отозвать своё согласие в любой момент, пока эмбрион не будет помещён в женский организм. Поэтому по договору о криоконсервации эмбрионы, если один из партнёров не может дать или отозвать своё согласие, подлежат уничтожению. Таким образом, получается, что у женщины нет права дать жизнь своему эмбриону и иметь ребёнка от умершего мужа, который при жизни хотел от неё этого ребёнка.
А как же вышестоящие судебные инстанции, спросите вы? По мнению некоторых юристов, специализирующихся на подобных спорах, у истицы были хорошие шансы на успех в Верховном суде РФ. Но там можно обжаловать лишь вступившее в законную силу решение. А когда оно вступило в силу, клиника в соответствии с ним эмбрионы уничтожила и дальнейшее обжалование утратило смысл.
Представляю мысли и чувства истицы, когда она упёрлась в этот юридический тупик. Потерян близкий человек, потеряна надежда на общего ребёнка, которая поддерживала в горе, жизнь во многом утратила смысл…
А что чувствовал судья при написании и оглашении своего решения? Скребли ли кошки на душе или он был безучастен? На первый взгляд решение соответствует действующему закону. Но отвечает ли оно принципам справедливости и гуманизма, направлено ли на общественное благо? А если нет, то и законность решения сомнительна, ибо под вопросом его соответствие Конституции РФ. Суд, думается мне, должен был приостановить производство по делу и направить запрос в Конституционный суд РФ о проверке того нормативного акта или актов, на основании которых, по мнению суда, следует разрешить дело.
К сожалению, вынужден заметить, что это не эксцесс, не проблема конкретного судьи, это проблема судейского корпуса. Большинство иных судей, как я полагаю, завершили бы дело так же (причём, подозреваю, многие с более слабой мотивировкой). Даже если бы оно рассматривалось в 2024 году, который по Указу президента нашей страны объявлен Годом семьи. Поэтому, мои читатели, если вы знаете хорошо образованных и принципиальных (в жизни такие люди нередко получают эпитеты неудобных и несговорчивых) юристов с солидным профессиональным и житейским опытом, энергичных и, что очень важно, с обострённым чувством справедливости – уговорите их сдать квалификационный экзамен, а затем участвовать в конкурсе на замещение должностей судей. Порой такие юристы встречаются как на госслужбе, так и в коммерческих частных структурах, и это наше национальное достояние, которым надо правильно распорядиться. Если такие люди массово пойдут в судьи, то, уверен, наша жизнь качественно изменится.
Конечно, дело не только в судьях. Есть о чём задуматься и законодателю. Современный судебный процесс базируется на принципах диспозитивности и состязательности. Предмет и основания иска, вид судебного производства должен выбрать заявитель. Он же определяется с фигурой ответчика и должен доказать свои требования. В описанном деле эти задачи для неудавшейся мамы оказались непосильными, что неудивительно. Порой такие задачи непосильны и для опытных юристов. Думаю, истица имела бы больше шансов на успех, если бы ссылалась не на свои права как наследника, а на порок воли, заблуждение при заключении договора о хранении эмбрионов, если оспаривала не устраивающее её условие договора. Возможно, она получила бы надлежащую юридическую поддержку, содействие в собирании доказательств, иную помощь, если бы обратилась к региональному Уполномоченному по правам ребёнка и (или) к местному прокурору. Последний был вправе поддержать иск или даже сам подать заявление в интересах неудавшейся мамы. Увы, она всего этого не знала…
В ТЕМУ
В деле Эванс, на которое сослался суд в Ростове, речь шла о разведённой паре. Женщине, решившей использовать для зачатия биоматериал своего бывшего мужа, ЕСПЧ в удовлетворении иска отказал. Ростовская история несколько иная – муж умер. Отказывая вдове, суд, конечно же, тоже опирался на букву закона. Но, не исключено, подспудно думал и о наследственном праве. Ребёнок, родившийся или зачатый в браке, – наследник, а ребёнок, зачатый после смерти? Когда эмбрион получает права? Ещё в пробирке или когда его помещают в тело женщины? Или через восемь недель, когда он превращается в плод? А эмбрион умершей женщины, подсаженный вдовцом суррогатной матери? Родившись, будет иметь права на наследство своей биологической матери? В прошлом году в России только по ОМС было проведено около 90 тысяч полных циклов экстракорпорального оплодотворения, количество детей, рождённых благодаря ЭКО, растёт, а многие вопросы так и висят в воздухе.