«Мне никогда не будет шестьдесят четыре» – эта аллюзия на шутливую строку ливерпульской четверки оказалась, увы, пророческой. 22 сентября Сусанне Арменян исполнилось бы 50 лет, и дата эта почти совпала с сороковым днем со дня кончины этого разносторонне одаренного, светлого и всеми любимого человека, обладателя тонкого юмора, никогда не переходящего грань деликатности. А еще – коллегиальная и товарищеская безотказность и надежность в работе.
На конкурсе русскоязычных литераторов Грузии (2011) ей был вручен Гран-при – Сусанна представила работы по всем номинациям: проза, драматургия, стихи, переводы… За рамками этого перечня остаются критические и литературоведческие статьи, авторские песни в собственном исполнении, графика, коллаж, дизайн, роли, сыгранные в спектаклях по пьесам собственного сочинения.
После окончания филологического факультета Тбилисского университета – литературный сотрудник газеты «Вечерний Тбилиси», позже дизайнер фотогалереи Black&White. Была координатором тбилисского литературного объединения «Молот О. К.», редактором одноименного журнала. Публиковалась в «Литературной газете», в журналах «Юность», «День и ночь», «Дети Ра», «Вавилон», «Контрабанда»; в местной периодике: журналах «АБГ», «Русский Клуб», «Альтернатива», в коллективных сборниках «9 молодых поэтов Тбилиси», «Многоликая страна» и «В пути», вышедшем в Швеции. Автор поэтических сборников «у.е.динение», «Треуголка» и книги «Ильяздовский венок сонетов». Стихотворения переведены на грузинский и шведский языки.
Михаил ЛЯШЕНКО
Ниже – стихи, фото и песня Сусанны.
Сусанна АРМЕНЯН
(1971-2021)
***
На собственный рисунок
Запрятанные хитро в глубину,
Смеются опрокинутые парки.
Все Д’Артаньяны, Данте и Д’Арки,
Все «Д», которых не упомяну,
Все серебро с пропащей фотопленки,
Все «измы», все догадки, все привычки,
Все взятое в английские кавычки,
Все плоское, что утром стало тонким,
Все окна, переросшие дома
И ставшие зловещей гранью неба,
Все это просто пыльные тома
На полке в кабинете... скажем, Феба.
И пальмы с неподатливою тенью
Смеются где-то в пятом измеренье.
***
Как утро начинается? Со спички.
Зевая, ставлю чайник на плиту.
Он тихо воет на своем посту,
Не отзываясь на собачьи клички.
Обугленная тьма бежит от окон,
Стыдливо огибая циферблат.
Вот-вот сестрою назовется брат
И надорвет плечом постылый кокон.
Порочный день. Он лопнет, как нарыв.
Скорей бы снова ночь.
День короток. Едва успев заняться,
Он отступает, щурясь на восток.
Он пятится, почти на волосок
От пропасти, где сны уже не снятся.
Вчерашнее чуть медлит, исчезая.
Минуточку... А где же... Был же сон!..
Нет! Опрокинут, скомкан и смещен
С координат искусственного рая.
Паскудный день, он высосан из пальца.
Когда же снова ночь...
На кухне, греясь газовым теплом,
Разделим неподдельное веселье.
Тебя – я знаю – нет на самом деле,
И это, если честно, мне в облом.
Никчемный день, он свернут, как салфетка...
Когда же снова ночь!
Отчужденец
А помнишь, еще в том, другом веке,
Когда бетонные слоны стояли многообещающе,
И мы еще не знали, не знали ничего,
Не знали ничего такого,
На календаре вычеркивались недели,
Неделимые, звездные, подобранные одна к другой.
Я шла по улице, твердая, как алмаз,
Я шла с тобой, спящим у меня на плече,
Я шла гордо и звонко, не боялась тебя разбудить,
Ты был флагом, допингом, ягодой, кнопкой «пуск»,
Попугаем, знающим слово «пиастры».
Иногда я прятала тебя в букваре.
Да, я не боялась прятать тебя,
Ты складывался вчетверо.
Ты складывался самостоятельно –
Умело и элегантно. Ты не ломался, не сох, не выцветал.
Нипочем тебе были медные трубы, бледная моль, доводы разума.
Поднимал воротник. Говорил. Решал.
Тебя можно было разбить и склеить.
И я была очень серьезной – с тобой, спящим у меня на плече.
И я была очень серьезной причиной.
И очень серьезным препятствием.
***
С магнитной ленты льется тихий Сплин.
Привычно выбиваю клином клин,
Над домом ночь – она лежит на крыше,
Пытаясь разглядеть в небесной нише
И в звездной гуще чью-нибудь судьбу.
Она луну таскала на горбу,
Надкусывала край, роняла крошки,
Прокладывала лунные дорожки.
Устала. Черепица под лопаткой,
Под локтем водосточный желоб шаткий.
На шиферной подстилке голова.
Уютно ей. И нам двоим не спится.
И звездной пылью вниз летят слова,
И музыка росой на них ложится.
***
Косноязычием,
как козырем – одним махом –
побивать
свое красноречие.
Одичавшее одиночество
приструнить,
растянуть шкурой
на беспристрастном солнце
сушиться.
Извлечь, как корень,
отчество из отечества.
Вспомнить все
чудачества,
с детства и отрочества
въевшиеся под кожу.
Соблюсти закон
качества,
перетекающего в электричество.
Вывести саму себя
за левую руку
правой рукой,
как формулу творчества,
сухой – из реки речи.
Радостно пялясь на яблоко,
говорить слова,
выбиваясь из графика
двуязычия.
До одурения снова и снова влюбляясь
и впадая, впадая, впадая
в становящееся все запретнее и запретнее
озверевшее, зачерствевшее, полоумное, несравненное
русскоязычество.
***
Мне нечего сказать тебе в ответ,
Возможно, за отсутствием вопроса.
К тому же – до конца еще не спет
Последний легкомысленный куплет,
Несмелая двусмысленная просьба.
Возможно, мне удастся взять баррэ
На этой неприрученной гитаре,
Я соглашусь участвовать в игре.
Возможно, все случится в январе –
И как за это полюблю январь я.
Хотя, вполне возможно, что весной,
Что именно весной растает льдинка,
И сердце, увлеченное игрой,
Подскочит вдруг корундовой иглой
На старой исцарапанной пластинке.
Как пережить опасную весну?
В глазах твоих темнеет древний сумрак,
В котором я, возможно, утону.
Но – улыбнусь. И выберу одну –
Одну из этих шахматных фигурок.
***
История города
пишется дождем
на табличках
асфальта.
Старые дома
осыпаются в прах,
как уже не нужные
скрижали.
***
...и вот внезапно нахлынувшее
то самое, как бывало
в детстве, когда глаза закроешь –
и нет тебя. Но внутрь
затягивает бесконечная
тьма. Ведь она и есть
ты, настоящая. Чувствуешь ли
ты уже – или только
понимаешь?
Да. Понимаешь.
Страшно?
Открой скорее
глаза.
***
На постели, в грязных сапогах
Олоферн подвыпивший валялся.
Был могучим плеч его размах,
Каждый бицепс потно выбугрялся.
Он храпел, причмокивал губами,
И зрачки под веками метались.
Снились ему клетки с голубями,
Внуки, обеспеченная старость.
Он был опрометчиво беспечен,
И Юдифь, его застигнув сонным,
Отхватила голову по плечи
Маленьким топориком кухонным.
Зоопарк
Урчит медведь, вгрызаясь в лапу,
Неслышно накренился лось,
Взлетает гарпия по трапу:
Нашло-приснилось-унеслось…
Замешкаюсь. Не верят взгляду,
Ведь между нами – семь оград.
Тигр молча просит: «Яду, яду!»
– Ну где тебе найду я яд?..
***
На строчку из Леонардо да Винчи «Огонь истребляет ложь»
Мысль изреченная, излитая в роман,
В поэму, в сказку, в песню иль картину –
Есть загодя обдуманный обман,
Подводный камень,
нож, летящий в спину.
И этой ложью, сладкой и напрасной,
Мы с юности отравлены опасно.
Поэтому, не ведая сомненья,
Я предаю огню
свои творенья.
* * *
На высказывание Леонардо да Винчи: «Как хорошо прожитый день дает спокойный сон, так с пользой прожитая жизнь дает спокойную смерть»
Жизнь это путь, сказал мудрец,
Нам суждено идти,
Не зная точно, где конец
У этого пути.
И вот, когда он завершен,
Последний сделав шаг,
Мы обретаем вечный сон.
Возможно, это так.
Последний шаг – последний стук –
И крови ток иссяк.
И слезы проливает друг,
И радуется враг.
Ты с пользой жил, ты был не зря?
Ты не попал впросак –
Ты жил, светя, ты жил, горя.
Не в тягость будет мрак.
Заснешь ты сладко, наконец,
Прогулкой утомлен...
Но только знай – другой мудрец
Сказал, что жизнь есть сон.
Море холода
Засушена книга цветка.
Бабочка ветра,
Два синих окна за стеклом
Стакана.
Два фонтана,
Два фонаря, две аптеки,
Угол двух улиц, вечерний снег.
Утренний голос
Радио.
Две тарелки
В раковине вины.
Море шумит
Из водопроводного крана,
Дышит в ладони
Засушенный ветер,
Ветер, засушенный в книге.
Синий фонтан стекла.
«Сусанна» – какое странное слово!
Мне никогда не будет шестьдесят четыре.
Фотографии и видеоклип из архива Дмитрия Лоскутова (Тбилиси)