Имя русского поэта Петра Шамова долгое время находилось в забвении, несмотря на то, что в 20-х годах XX века он, проживая в Москве, был довольно заметной фигурой и активно печатался вместе с поэтами, некоторые из которых впоследствии были причислены к классикам.
Поэт Петр Михайлович Шамов родился 24.11.1894 г. (по старому стилю) в бедной крестьянской семье Михаила Никитича и Анны Антоновны Шамовых, в селе Малинки Михайловского уезда Рязанской губернии. Еще во время гражданской войны, в 1919 году во время службы в рядах Красной Армии в городе Полтаве, Петру Шамову удалось встретиться с известным русским писателем В.Г.Короленко. Именно эта встреча послужила толчком к творчеству. Удалось найти публикации его стихов 20-х годов во многих литературно-художественных и отраслевых журналах страны. Это такие издания, как «Кузница», «Всемирная иллюстрация», «Московский пролетарий», «Рабочая Москва», «Рабочая неделя», «Красная нива», «Экран», «30 дней», «За 7 дней», «Комсомолия», «Крестьянский журнал», «Крестьянка», «Молодая гвардия», «Новый мир», «Прожектор», «Огонек». Также его стихи печатались в центральных и местных газетах: «Полтава», «Беднота», «Батрак», «Рабочая газета», «Московская деревня», «Рабочая Москва», «Вечерняя Москва», «Учительская газета», «Красная звезда». Также стихи его печатались в литературных поэтических сборниках того времени «Утро» (Ленинград) и «Сто стихотворений» (Тверь).
«Золотые годы» его творчества пришлись на 1925-1929 годы. В это время Шамов окончательно перебирается в Москву, где знакомится со многими поэтами, прозаиками и критиками. Он посвящает себя полностью литературной работе.
Многие эпизоды его не простой судьбы отразились в строчках его стихотворений. Например, в стихотворении «Мои предки» он так говорит о своем раннем детстве:
Мудреный я у деда внучек;
В шесть лет стал книгу разуметь,
Носил холщевые онучи
И бегал в школу по зиме.
Когда в молитвенной истоме
Весь край – сплошной был монастырь, –
По дедушке, еще живому
Читал затитланный псалтирь.
О своей юности поэт вспоминает в стихотворении «В ночное». Он с любовью пишет о счастливом времени, проведенном в родном селе:
Пока закат в последней вспышке
Ронял румянец по окну,
За пазуху затиснув пышку,
Я сматывал пеньковый кнут.
И каждый раз у деда тырил
Махру со спичками как вор,
И на кобыле-растопыре
В ночное драл во весь опор.
С самого раннего детства поэту приходится выполнять тяжелую работу и помогать отцу вести крестьянское хозяйство, об этом он подробно пишет в своем стихотворении «Труд»:
Я вырастал в глухой деревне
Под жгучей тяжестью труда, –
Лет с девяти к Сохе-Андревне
Меня приштопала нужда.
Я с первой солнечною лаской
Давился пылью целый день,
Моя усталая Савраска
Едва плелась по борозде.
Все время Первой мировой войны Петр Шамов провел в рядах Русской императорской армии. После революции 1917 года он был демобилизован, но уже весной 1918 г. призван в ряды Красной Армии и отправлен на деникинский фронт на борьбу с Белой армией.
В 1926 году журнал «Московский пролетарий» (№ 11) печатает отдельную страницу о творчестве поэта, снабженную фотографией и краткой биографией. Туда же вошли стихотворения «Труд», «Пололки» и «В ночное».
В это же самое время в Москве на поэта обращают внимание не только читатели, но также маститые литературоведы и критики. Хорошо известный в то время литературовед и профессор Московского университета Н.Н.Фатов в 1926 году публикует в литературно-художественном сборнике «Шаги» (Рязань), статью «Рязанские поэты. Петр Шамов», где пишет о поэте и по достоинству оценивает его талант, при этом сравнивая двух поэтов-земляков Сергея Есенина и Петра Шамова. Вот небольшой тезис из статьи:
«Связь творчества П.Шамова с деревней очень сильна, и большинство его стихов – о деревне. Характерны уж одни заглавия стихотворений: «В ночное», «Огород», «Пололки», «Урожай», «На молотьбу» и т. п. Образы, краски, сравнения, эпитеты – все это у Шамова – деревенское, крепкое, ядреное, ржаное… Стихи Петра Шамова очень музыкальны, песенно-лиричны, они почти всегда волнуют. И что особенно ценно в них – они чрезвычайно просты, общедоступны и всем понятны».
Н.Н.Фатов характеризует Шамова как настоящего имажиниста. И, действительно, Шамов немало взял от имажинистов. Вот несколько характерных шамовских образов из стихотворения «Моя голова»:
Выйдет солнышко – рыжий мужик, –
С золотою косой на луга
И над степью
У каждой межи
Куполами наставит стога.
Ввечеру
Заплетет пелена
Кружевами родное былье, –
Красной девушкой выйдет луна
Полоскать голубое белье…
В мае 1927 года в Москве поэт вступает в члены широко известного в то время литературного общества «Никитинские субботники». Примерно в это время он готовит сборник стихотворений и мечтает о его выходе. Полностью подготовленный к изданию сборник стихотворений в августе 1929 года принимает в печать московское отделение ГОСИЗДАТА. Однако издательство так и не выпустило в свет первую книгу стихов поэта.
Осенью 1929 года судьба поэта круто изменилась поэта. В октябре по доносу недоброжелателя сотрудники ОГПУ задерживают его в Москве за одно из написанных им стихотворений. На поэта заводят уголовное дело и предъявляют обвинение по статье 58-10 Уголовного кодекса РСФСР (антисоветская пропаганда или агитация).
После дачи признательных показаний в конце октября 1929 поэта взяли под стражу и постановили привлечь к уголовной ответственности. Поэта отправляют по этапу в Соловецкий лагерь…
* * *
Вернувшись через несколько лет из лагеря, поэт остается в Москве и даже женится. Вроде бы самое страшное уже позади. Но публиковаться в газетах и журналах после отбытия срока (да еще по такой статье) он не мог.
Петр Шамов прожил долгую жизнь, а в 1993 году постановлением заместителя генерального прокурора РФ был посмертно реабилитирован. Его личный архив со сборником стихотворений, который был готов к печати, до сих пор не найден. Поэт похоронен на Ваганьковском кладбище Москвы.
Алексей КОМАРОВ
Подборка опубликованных в 1920-1929 гг. стихотворений поэта Петра Шамова.
Труд
Я вырастал в глухой деревне
Под жгучей тяжестью труда, –
Лет с девяти к Сохе-Андревне
Меня приштопала нужда.
Я с первой солнечною лаской
Давился пылью целый день,
Моя усталая Савраска
Едва плелась по борозде.
В глубоком черноземе нежась,
Звенели сталью сошники,
И за сохой с межи на межу
Я спотыкался о комки.
Годов двенадцать без разгиба
Волок я в поле грусть свою
И за версту босой по глыбам
С ломтем на завтрак шел к ручью.
По полуденной мутной круче
Катилось солнце в пустоту, –
И я развешивал онучи
По запыленному кусту.
Сочилась усталь на посеве, –
Мне не на радость шла весна
И для меня родимый север
Был раскаленным докрасна.
В весеннем переливе звонком
Мне улыбался грустно день...
Нет вовсе не был я ребенком
В корявых лапах деревень.
1925 («Московский пролетарий», 1926, № 11, с. 9)
На молотьбу
Из года в год, лет десять кряду,
Ходили мы на молотьбу.
Верст за полтысячу, приладив
Мешок сухарный на горбу.
Дымилась душная дорога
Под встречным хохотом телег,
И в мутных сумерках у стога
Мы становились на ночлег.
И снова после передышки
Едва тянулись, – кто как мог,
Сползали драные лаптишки
С опухших и натертых ног.
А по горячим перегонам
Одоньями звенела рожь –
И нанимались мы поденно
На молотьбу за ржавый грош.
И целый день, что было мочи,
Цепов в двенадцать на току
С утра до самой полуночи
Мы молотили кулаку.
Взлетала в воздухе цепинка,
Визжа под самый под конек;
И гнулась матушка-старинка,
Трамбуя через силу ток.
А осенью к концу работы,
Когда в полях повьется пыж,
За силы, вытекшие потом,
В расчете приходился шиш.
Мы шли домой, в тоске мусоля
Заплесневый сухарь во рту, –
Встречало завываньем поле
Свою родную бедноту.
Так десять лет ходил я кряду
С гурьбой босой на молотьбу
И запивал подчас с досады,
Кляня батрацкую судьбу.
1925 («Московский Пролетарий», 1925, № 39, с. 14)
Отцу
Всему черед,
Всему своя дорога,
Куда б ни шла – твоя или моя –
Все так же
Время понемногу
Берет у нас кусочек бытия.
Учесть всего
Пожалуй и не трудно:
Пройдет сегодня, как прошло вчера.
И протянулся век твой нудный
И юности моей пора.
Вот третий год
Друг-другу мы ни слова,
Несем по своему обиду и нужду...
Вчера мне снилось,
Будто бы мы снова
Живем с тобой
По-старому в ладу.
И я опять
С покорной головою,
Как и всегда (послушным рос)
С тобою вместе
В поле яровое
Проехал сеять золотой овес.
Вокруг все было
Дорого и близко
Над головой горланили грачи,
Мне говорил ты о нужде мужицкой
И за сохой
Ходить меня учил.
И нам с тобой,
Как будто стало видно, –
Изводим мы по-прежнему нужду...
Проснулся я
И было так обидно
Что мы живем
С тобою не в ладу.
Теперь наверное,
Ты еле бродишь
Вокруг кривой заброшенной сохи,
А я грущу
О старом огороде
И о полях пишу стихи.
Учесть всего
Пожалуй и не трудно:
Пройдет сегодня, как прошло вчера.
Так протянулся век твой нудный
И юности моей пора.
1927 (литературный альманах «Утро», 1927)
Родина
В чужие дальние края
Иными я ушел стопами,
Но по тебе все также я
На сердце сохраняю память.
Передо мной как наяву,
Встают знакомые поляны,
А по полянам в синеву
Ушли деревни вольным станом.
Степные вьются ветерки
В мужичью бороду-мочалку.
Вот травяные Островки
Концы связали у Бурчалки.
Кувшинов лес в кольце полян,
Там Спорного широкий ворот,
Где при отходе от дворян
Мужик нагайкой был запорот.
А дальше?.. Дальше Дядькин Лог,
Отметив старину разбоем,
Свой изогнул олений рог
По мирным голубым обоям.
И выгибая долгий круг
Над синей тростниковой Пронью,
Зеленый и душистый луг
Цветет в серебряном затоне.
А перед ними с давних пор,
Как желтых самоцветов ворох,
Поднялся Каменный Бугор
В овсяных розовых просторах.
Где со стихами бойких стоп
При дележе на самой грани
Затесанный дубовый столб
Мой труд отметил на Рязани.
И вот приткнув плечо к плечу,
Из-под ворот в гармонь тилинькнув,
В шестьсот испуганных лачуг
Раскинулось село Малинки.
И будет в честь тому селу,
Века за годом год минуя,
Что добрым словом на лугу
Его когда-то помянул я.
1926 («Московский пролетарий», 1929, № 8, с. 7)
Воспоминанье
Опять встает, как тяжкий сон,
Далеких дней воспоминанье:
Глухая темь,
Протяжный звон
Над сонной тихою Рязанью.
Не сдвинуть тяжести силом, –
Метель, да хмурь. На сердце будни.
Лежит родимое село
В медвежьей спячке непробудно.
Кабак,
Церковка...
Голь кругом,
За грошь подневные послуги,
С резным карнизом барский дом
И разваленные лачуги.
Голодный захудалый год
И хилое худое право,
Нужда и хмель,
Погром господ
И царской милости расправа.
С полей не крытых волчий вой,
Лошадий храп,
Лихие свисты
Отряд драгун да становой,
Урядник-живодер
И пристав.
В поселке жуть и пустота.
Хлопочут в стан худые поршни,
Хлестки нагаек,
Рев скота
И бабьих слез полны пригоршни.
Кутузка,
Пытка царских лап,
Доска нагольная в подстилку,
Потом повестовый этап
И закандаленная ссылка.
Кривых саней скрипучий вяз,
И сердце с жуткою тревогой,
И долгий бесконечный лязг
Сибирской дальнею дорогой.
Все это в памяти, как сон;
Прошли года глухих терзаний,-
Весенний зацветает звон
Раздольем розовой Рязани.
1928 («Новый мир», 1928, № 5, с. 103)