В нашем средневековье

Сергей ГЛАВАЦКИЙ

Родился в Одессе в 1983 году. С 2002 г. – председатель Южнорусского Союза Писателей, с 2006 г. – председатель Одесской областной организации Всеукраинского творческого союза «Конгресс литераторов Украины», с 2011 г. – выпускающий редактор литературного журнала «Южное сияние», с 2013 г. – председатель оргкомитета международного арт-фестиваля «Провинция у моря». Автор публикаций в изданиях России, Украины, ближнего и дальнего зарубежья, книг «Неоновые пожары» (2006), «Апокалипсис Улыбки Джоконды» (2008), «Падение в небесах» (2016). Живет в Одессе.

   

 




* * *

 

Не получается ангелом быть.

Обморок тайных пространств –

Толща воды, карантин

Оцепеневшей судьбы,

Тусклой сетчатки тиран –

Мертвой жар-птицей летит.

 

Я удивляюсь твоей слепоте.

Боль сквозь мембрану – цедя,

Противоядья бурьян

Выльешь, как кровь лебедей,

И обратится дитя

В ведьмин живой матерьял.

 

Мы из пространств на свободу течем –

В бункеры, в наши дома.

Утихимирься, окстись –

С астмой Земли обручен,

Этой эпохи шалман

Волен тебя отпустить…

 

…И под пространства больные, в окно

Камнем ныряя за – Ней,

Знаю: лунна – Ее стать,

Тьмой окольцован геном:

Ангелом станет. А нет –

Сможет лишь демоном стать.

 

 

* * *

 

Там, где фейерверк наложился на зодиак,

Как отпечаток пальца на твою кожу,

Как самый счастливый день на жизнь,

Нас заметило бестелое око Циклопа –

Остекленевшее небо

С крупинками то ли льдинок, то ли блесток –

И обратилось в стоп-кадр,

Но мы не успели дернуть стоп-кран.

И теперь подснежники –

Будто гремучие колбы тысяч Везувиев –

Светлячками горят,

Закидывают невода с солнечными зайчиками

В тягучие, озимые туманы –

В полях мартовских, бесконечных,

Где мы давно уже ходим

На расстоянии вытянутой руки

Друг от друга

И чувствуем в своих объятиях друг друга,

Но из воздуха, а не из плоти,

И ждем, когда от нас отвернется

Мир, мешающий нам видеть

И беречь друг друга,

А если дождемся,

То станет священным

То, что всегда считалось бесстыжим,

И молния станет бить в одно дерево,

Ведь другого просто не будет,

И аисты нас наконец-то услышат.

 

И никто никогда,

Кроме наших детей,

Не узнает, как я люблю тебя,

Ведь даже чувства такого

Еще не придумали небеса.

 

 

Шестая заповедь

 

Мать – предательница, мачеха – убийца.

Зиждется в кармане черной меткой паспорт.

Потому-то нам, бездомным, и не спится,

Что назло обеим мы решили выжить,

Что ушли в себя, в такие бездны, на спор,

Что душа в погранпостах, как в язвах, иже

 

С ними даже те, кому война – невеста,

У кого давно на совести, на чести

Днем с напалмом не найти живого места.

Мать – предательница, мачеха – убийца.

Так бывает, что из двух прекрасных бестий

Выбирают ту, что угодит в больницу,

 

И во всех дверях всегда стоит вендетта

Памятником, истуканом, сталагмитом,

И, увы, теперь мы знаем всё об этом… –

Что ждет нашу мать, от пят и до макушки:

Без финала Страшный суд и без лимита

Казнь, ведь нет страшней греха, чем грех кукушки.

 

И апноэ

Нам – плацебо,

Бездыханно небо,

И по воздуху летит

Белое каноэ

За безлюдной, за луною,

Словно синий кит.

   

 

* * *

 

Любовная лодка разбилась о быт,

Ничто не забыто, никто не забыт.

Любовная лодка разбилась об лед,

И больше в деревне никто не живет.

 

Ты все, что успел, потерял. Впереди –

Потери, потери и честь не в чести.

Зуб за зуб, прощай, будь ты трижды един,

Любовная лодка разбилась о тын.

 

Аминь, богу – кесарево, к праху – прах.

Я сам себе дедушка, кудри в отца.

Взаимная лодка разбилась о страх.

Беги отовсюда, трусливый пацак.

 

Любовная лодка разбилась о воздух.

 

 

* * *

 

1.


Ты знаешь, мир умер. Фантомное счастье –

Как хрономираж, где детей кутерьма.

А здесь – только вакуум, вакуум настежь,

И я в нем – как самая страшная тьма…

 

Ты даже сейчас – сингулярность, омфал, ось.

Я – только с тобою, я только с Тобой! –

Во мне и себя-то почти не осталось.

Душа разболелась… Фантомная боль…

 

2.


Ну что ж, все обернулось адом.

И что с того, что каждый миг,

Как вакуум – залетный атом,

Сны ждут твой знак, чтоб стать людьми…

 

Пускай ты – смысл мирозданья,

Пускай – ядро души само,

Навек навесь на подсознанье

Амбарный проклятый замок!

 

И мрак напалмами не выжечь,

Не утопить сны в водоем…

Хоть без тебя душе не выжить,

Оставь, я – прошлое твое.

 

Пусть немы без тебя авгуры,

И мир похож на ГМО,

Лишь ярче в камере обскура

На мне предательства клеймо!

 

Пусть без тебя лишь Здесь я – дома… –

Молчи, скрывайся и таи…

Там – нас счастливые фантомы…

Не плачь. Я – п-р-о-ш-л-ы-е т-в-о-и!

 

И в этой келье ли, каверне,

В одной из тысячи кают –

Лишь тень твоя и здесь, наверно –

Последний мой, ночной приют.

 

Печет Сансара караваи –

От боли слепнет окоем,

И пусть я при смерти, взываю, –

Молчи. Я – прошлое. Твое…

 

А что люблю тебя без меры,

Как любят дети – первый снег,

Так это лишь… мой Символ Веры…

И будет мне. И будет мне.

 

3.


Отринувши купол,

в побеге от юбок,

о колокол – зубы,

и копья свои…

Сугубо суккубы

теперь будут любы,

и званны, во и-

 

-мя снов саблезубых…

по мне, как по трупам,

хромая, в Аид,

к своим душегубам,

шли дуры на убыль,

как мясо, сбоить.

 

Сугубо суккубы,

сугубо суккубы

отныне теперь.

В аквариум-кубок

разомкнутым кубом

вмурована дверь.

 

И если дать дуба

не хочешь, бей в бубен,

растерянный зверь –

ни браков, ни шлюбов,

сугубо суккубам,

суккубам сугубо

дари свои губы

вовеки теперь…

 

 

В нашем средневековье

 

Не пройдет и нескольких кайнозойских сезонов,

не успею отпустить в небо ни одной пустельги,

 

я вернусь таиться

в ту стеклянную камеру обскура,

рядом с которой в другой такой же камере

таилась ты,

и дожидаться,

когда смогу дотронуться

до твоего сонного утреннего лица

своими руками.

 

Затем я буду сидеть на самом берегу моря,

которое всего раз за Вечность было неподвижным,

потому что спокойно было нам,

а ему было спокойно с нами,

и пойму, что никогда не покину его,

потому что люди меняются,

а оно остается нам в утешение,

заменой тем людям,

которых уже не узнать.

 

Потом я вернусь в тот день, когда

реки становились морями

и оттого мне было просто читать твои мысли,

прикоснувшись своим виском к твоему,

и потому никто-никто не поднимет голос

за оставленные на энной скамейке

энные солнечные очки.

 

И наконец, я промелькну мимо тебя

среди грохота ежей по тверди,

шума виноградной оторопи

и шепота мыслителей,

но мне только на секунду покажется,

что я промелькнул,

а на самом деле мгновение остановилось

и я взял тебя за руку.

 

Я вернусь в это время

навсегда

из мира, из которого я, как вампир,

выпил всю Любовь

ч-е-р-е-з-т-в-о-и-г-л-а-з-а,

и она сохнет во мне,

и мне некому подарить

ее сухой остаток.

 

Я стану небесным телом

там, в нашем средневековье,

над построенной нами Землей,

чтобы родиться твоим ребенком.