Без пяти час

Родился в 1950 году в с. Большелуг (Ыджыдвидз) Корткеросского района Коми АССР. Заочно окончил историческое отделение Сыктывкарского государственного университета.
Первый рассказ опубликовал в 1971 году в журнале «Войвыв кодзув». Проза Алексея Попова переведена на русский, удмуртский, мордовский, марийский, коми-пермяцкий, башкирский, татарский языки. Известен и как драматург. Его пьесы охотно ставят многие театры России. Член Союза писателей России. Главный редактор журнала «Би кинь». Награждён медалью имени В. Розова «За вклад в отечественную культуру». Лауреат IV Всероссийского конкурса премии «Хрустальная роза В. Розова», международного дистанционного фестиваля Евро-Арктического региона и Финно-Угорского региона, IV республиканского театрального конкурса имени С.И. Ермолина. Народный писатель Республики Коми.

Когда-то давно два охотника около Емвы задержались ночью в лесу и остановились заночевать под елью. Ночью слышат, как будто кто–то говорит:

– Мать умерла, с матерью-то попрощаться не хочешь?

А их ель как будто бы отвечает:

– Не могу сейчас. Видишь, гости пришли, ночуют у меня. Пусть спят. Завтра приду.

Потом было слышно, как шагов за сорок упало с грохотом старое дерево. Утром охотники его увидали.

Это была старая разлапистая ёлка. Мать-ель и правда умерла ночью.

У каждого человека есть своё дерево. Если погибнет оно – значит, и человек умрёт.

Из рассказов старых людей

По широкой лесной поляне резкими порывами проносится северный ветер. Заглянув под ёлки, стоящие на краю поляны, ныряет в лес. Вызывая ропот в деревьях, путаясь в их ветвях, летит вперёд и вперёд. Но сила его в лесу иссякает с каждым деревом. Ветер изо всей мочи старается достичь другой поляны, где он сможет широко вздохнуть и расправить крылья. Но похоже, что парме нет конца. Сосны и ели стоят крепкие, не верится, что они когда-нибудь упадут. Или превратятся в такие, как эта сухая ёлка. Была когда-то стройной, живой, потом помельчали и опали иглы, и сейчас она, с потемневшим стволом и голыми раскоряченными ветвями, торчит нелепо, страшно, скрипя-жалуясь своим соседкам на старость. Навалился на неё ветер упругим телом, хотел вырвать из земли, да не вышло, так и осталась сухостоина скрипеть, выставляясь на толстых руках – корнях.

А ветер полетел ещё глубже, туда, где стояли рядом три дерева. Это были старая сосна, узловатая ель, которая с детства как будто порывами поднималась к небу, а потом уже взялась наращивать ветви, красивая и плотная, как свечка, а третьей была бледная молодая берёза. Сосна и ель пустили её в середину, будто понимали, что она появилась здесь, среди хвойных деревьев, случайно. Хоть с какой стороны дул на берёзу ветер, недовольный тем, что сюда забралась белоствольная любительница полян, он не мог её побеспокоить. А под боком у берёзы, внизу у самой земли, маленькие трепетные берёзки подрастали девчонками…

Вот уже много лет сосна, ель и берёза жили одной жизнью. Одинаково видели на небе солнце и облака. Одинаково мёрзли зимой. В осенние дождливые дни, конечно, больше всего доставалось берёзе. Её листья опадали, и будто стыдно делалось бедняжке перед своими подругами за свою наготу. Одно только дерево было обнажённым в этом лесу – берёза, и сосна и ель как могли заслоняли её от любопытных взглядов других деревьев.

Но приходила весна, и берёза снова одевалась в красивую зелёную рубашку. Становилась даже красивей своих защитников, которые всю зиму старались получше спрятать её от знобящего ветра.

…Долго ещё шнырял в лесу, запутываясь в ветках, ветер. Выл в верхушках жалобной тварью и наконец выбрался на волю. Здесь, на голом месте, он вздохнул что есть мочи, поднялся вверх и ринулся на лес по другой стороне широкой вырубки, которую не так давно сделали местные лесорубы.

Ветер, пробравшись по лесу, выскочил на картофельные поля – к деревне.

Коля Козлов, 33-летний мужчина, с мешком за плечами направлялся ко двору. Он как будто из глины сложён, коренастый, плотный. В мешке лежали три листа шифера. Коля достраивал новую баню и на крышу крыльца сегодня собирался постелить этот шифер. Он уже приладил его наверху к доскам, как вдруг неожиданно налетевший ветер, разметав Колины волосы, легко, как щепку, сбросил вниз лист.

– Ну, чёрт, – буркнул Коля и спрыгнул за шифером прямо в картофельные кусты.

Виктор Михайлович сидел дома. В шестьдесят лет уже не каждого тянет на жаркий двор. Хочется прохлады. Он видел через открытое окно, как мчалась по дороге пыль, поднятая сильным ветром. Мелкие песчаные снежинки даже сюда долетали, били в лицо, забиваясь в морщины. Вдруг испуганная маленькая птичка, дуром искавшая тихого места, ткнулась тельцем в стекло, а потом вспорхнула в комнату. Вертанула головкой раз, другой и, напуганная увиденным, вылетела обратно. Пожилой человек удивился нежданной гостье и пробормотал:

– В дом залетела, не к добру.

Таня только что закончила сгребать сено. Под окошком скосила вчера, а сегодня уже сухое. Жара. Большая копна получалась. Молодая женщина работала легко. И на сердце было легко – от тайной мысли. Сегодня, перед самым утром, она поняла, что внутри её зародилась новая жизнь. Кто – девочка или мальчик, а может, близнецы её пупок основой своей жизни сделали.… Два года назад Таня вышла замуж, но до сих пор ребёнок у них с мужем не получался. Сейчас ей двадцать один. А вот сегодня утром поняла, что случилось давно ожидаемое. И когда ветер раскидал собранное сено, Таня не рассердилась, а рассмеялась на проказника. И быстро, легко собрала разбросанное снова.

На дворе притихло. Ни малейшего дуновения. Это утро было такое, словно воздух на одном месте висел. Издалека будто звук послышался. Солнце уже высоко поднялось, когда до места, где стояла сосна, ель да выросшая под ними берёза, донеслись неслыханные ранее голоса. Где-то, ещё далеко, визжали пилы, рычали сильные трактора. Только ударов топоров пока ещё не было слышно. Деревья будто окаменели. Иглы на сосне и ели встали торчком. Листья берёзы будто опустили крылья, замерли. Страх обуял всех троих от доселе неслыханных звуков. А внутри появилась какая-то необъяснимая боль. Деревья стали ждать какой-то нехорошей перемены в своей, казалось бы, вечной жизни.

Коля Козлов почувствовал в это утро смутное беспокойство. Как будто воздуха не хватало. Потёр место, где было сердце, повернулся направо-налево, но беспокойство не проходило. Сердце как будто какую-то беду чуяло. Коля ничего не понимал. Вроде бы всё хорошо, ан нет, выходит, не всё ладно. Вытащил спрятанную за буфетом бутылку водки, и – пусть тревога отпустит – выпил до дна.

Дома не дышалось. Нахлобучил картуз, вышел на улицу, думал, там полегчает. Нет. Ладно, может, наутро тревога отпустит. Но и утром, проснувшись, Коля понял, что тревога стоит возле кровати. Вот диво, как будто что-то важное потерял и нигде не найдёт. Голова трещала. Коля решил – не от вчерашнего выпитого, а из-за сосущей сердце тревоги. Козлов отправился в магазин за новой бутылкой. И опять пил. Пил и третий день, удивляя соседей. Кто-то Колю жалел, кто-то ругал. Но он всё не переставал пить. Да и не хотел.

У Виктора Михайловича в то же утро впервые кольнуло под левой рукой. Сильно испугался. Никогда ещё сердечных болей не знал. Потрогал рукой, где кольнуло. Будто что-то жмёт. Над столом, на полке, никакого сердечного лекарства не нашлось. Надо бы к фельдшеру сходить. Виктор Михайлович даже пуговицы на пиджаке с трудом застегнул. Но колоть перестало, и Виктор Михайлович остался дома. Через некоторое время в левом боку опять послышалась боль. Да так сильно! Только теперь со стороны спины. Нет, надо к фельдшеру срочно. Фельдшер, молодой человек, недавно только после училища, послал пожилого человека в больницу.

Утром Таня вдруг подумала, как тяжело ей будет рожать ребёнка. Раньше таких мыслей не было. Сейчас их как будто вставили в ум. Принялась вспоминать разные россказни о болезнях беременных. Перед глазами возникли фильмы, которые смотрела раньше. Везде рассказывалось о тяжёлых родах. Либо мать умирает, либо ребёнка смерть уносит. И странно – эти мысли никуда не девались. За два месяца Таня похудела, как будто высохла. Только живот всё рос и рос. Для живущего внутри человека Танины мысли были непонятны. Он хотел быстрее вырасти, быстрее увидеть белый свет.

Прошло несколько месяцев. Позади остались и летние, и осенние дни. Со временем всё приближалось и приближалось визжанье пил, ровное урчание тракторов. Лесозаготовители были уже совсем близко от места, где росли сосна, ель и да выросшая среди них берёза. В этом году снег выпал не такой глубокий, поэтому не смогли спрятаться в сугробы даже маленькие берёзки-девчонки.

В это время, широко обдирая стоящие вокруг деревья, наконец-то упала голая ель. Здесь лесозаготовители были уже не нужны.

Сегодня они приблизились к сосне, ели и берёзе. Сильные деревья рядом с ними свалили на снег.

– Эту сосну и ель спилим, а потом пообедаем, – сказал товарищам человек, в руках которого была бензопила. Он взглянул на часы:

– Без пяти час.

И взялись пилить сначала ель, а за ней и сосну. Деревья с недолгим стоном упали на покрытую снегом землю. Берёзу не тронули. Но когда пилили ель, широко упирались ногами в землю и весь берёзовый подрост сломали. Только один отросток, шагнувший прямо под берёзу, уцелел, тонкий и хилый.

Коля Козлов потом уже не трезвел. С того утра он запил в горькую. Умом понимал, что поступает глупо, а сердцем слышал какую-то страшную беду. Потому и пил до одури. Как-то днём решил прокатиться на мотоцикле, проветриться. Пьяному море по колено. Ехал по селу и ничего перед собой не видел. Но разум ещё работал. В голове сверкнуло: «Пусть бы никто не встретился на пути». На перекрёстке не смог удержать руль, и мотоцикл на полной скорости свалился в плотный придорожный сугроб. Коля Козлов кувыркнулся с сиденья, пролетел несколько метров и ударился головой о забор.

Когда здесь собрались люди, часы на руке мёртвого человека показывали без пяти час.

Виктор Михайлович в середине дня отправился на кладбище. Две недели назад его выпустили из больницы. Врачи заверили, что он до ста лет проживёт, но сам-то он не верил. Сегодня вот похоронили бабушку Матрёну. Три дня назад она умерла. В селе самая старая была. Девяносто семь лет жила, шутка ли. В последний год уж сильно плоха стала. Но десять лет назад ещё под окнами траву косила, чтоб прошлогоднее сено не щипать. Совсем около земли, как молодые, проводила косой. Сегодня отнесли в последний путь почерневшую от времени, седую-седую старуху. Около могилы Виктор Михайлович всех удивил.

– Следующим буду я. Так же сделайте могилу, – сказал людям и первый направился к деревне.

Около дома почему-то взглянул на часы. Было без пяти минут час. Под рукой с левой стороны пронзила невыносимая боль.

Это лопнули сосуды, несущие к сердцу кровь. Виктор Михайлович, как старое дерево, уткнулся лицом в снег.

Рожала Таня тяжело. Около неё метались люди в белых халатах. Совсем уж роженица силы потеряла. Когда ребёнок появился, она едва ли что-нибудь понимала. Нового человека всё же показали Тане, а потом унесли.

Женщина в белом халате составила документ, что без пяти минут час родилась девочка, и вышла к курившим после тяжёлой работы врачам.

– Не знаю, жить будет или нет, – вздохнул один, – так тащили, может, и повредили.

– Всё хорошо сложится, – ответила женщина, – голова на месте…

Девочка не умерла. Что дальше с ней будет – кто знает.

Через день-другой маленькая берёзка под матерью-берёзой выправилась. Ей тоже жить было охота, и берёза-мама сил придавала. А отсюда, далеко вперёд люди пилили всё новые и новые деревья.

Лесоруб работал бойко. Шагал от ели к сосне. Вонзалась острозубая жадная пила в самую сердцевину дерева и срывала его с корней. Он ещё издалека заметил сосну, которую даже обхватить было нельзя. Красивая и сильная сосна стояла отдельно от остальных. Поэтому была особенно толстой. Лесоруба, однако, не потащило к ней с пилой. Сначала он приблизился к ней без инструмента. Потоптался рядом, погладил ствол. Внутри что-то хорошее тронулось. Будто свои плечи встряхнул. Таким близким показалось дерево. Но когда он подумал, как весело будет это дерево пилить, словно какая-то заноза вонзилась в сердце.

Он спилил уже все близлежащие деревья, только эта сосна и осталась. Раз-другой отставлял лесоруб пилу в сторону, задирал голову, глядя на теряющуюся в небе верхушку, и опять пристраивал к стволу инструмент. Но всё не мог завести стартёр.

«Что такое? – подумал человек. – Оставить, что ли, её, к другой перейти? Но ведь вон какая толстая! Хорошее бревно получится. Нет, спилю! Нечего оставлять! Без неё и нормы не выполню!»

Лесоруб в сердцах плюнул и дёрнул шнур. Вонзила пила острые жадные зубья в сердцевину дерева. И вдруг почувствовал лесоруб, что силу теряет, уходит куда-то его силушка. Слабыми руками удерживал пилу, которая завистливыми зубами продолжала терзать тело дерева. У человека как будто руки-ноги судорога схватила. Остановился и пошевелиться не может, пилу в снег уронил.

Вдруг откуда-то поднялся смертельный ветер, налетел на подточенное пилой дерево и медленно, со скрипом, стал валить… Сосна жалобно заскрипела, а потом рухнула прямо на человека. Отпрыгнуть у него уже не было ни сил, ни воли.

Человек и его дерево встретились перед общей смертью. Они погибли в один миг.

Перевела Елена Габова