Предлагаем вниманию читателей интервью с Еленой Боннэр, которая вместе с матерью поэта Лидией Суок (Багрицкой) издала его посмертную книгу «Дневники. Письма. Стихи».
«Прочтите эту книжку, и вы поймёте, чем советские мальчики, стрелявшие в немецких мальчиков, отличались от немецких мальчиков, стрелявших в советских мальчиков». (Из письма К.С. – русской, живущей в Париже)
В этом году жюри конкурса имени Николая Островского, объявленного ЦК ВЛКСМ, Союзом писателей СССР и издательством «Молодая гвардия», наградило мемориальной медалью посмертно писателей, чьё творчество тесно связано с комсомолом. Среди награждённых – Всеволод Багрицкий, автор единственной книги, «Дневники. Письма. Стихи», выпущенной спустя 22 года после его смерти.
– Елена Георгиевна, мне хотелось бы узнать, как складывалась книжка Всеволода Эдуардовича?
– Как вы солидно – «Всеволод Эдуардович»… Он ведь был мальчик, Сева…
Он и вправду был мальчик. Сева Багрицкий. Ему не исполнилось и двадцати. «До свидания, мальчики!.. Постарайтесь вернуться назад». Поэт, сын поэта, сотрудник газеты 2-й ударной армии «За отвагу», он оказался среди тех тысяч и тысяч советских мальчиков-солдат, которым волею жестокой военной судьбы вернуться назад было не дано.
Севина подруга детства («наша законная невеста Люся», как о ней писала старая няня Багрицких), теперь доктор Елена Георгиевна Боннэр, – сама из тех девочек сорок первого года, которых «зелёные крылья погон» пронесли сквозь все испытания войны.
– При жизни Сева не заготовил для книги ни одной строчки. Кроме нескольких стихотворений, написанных в армии, он сам ничего не предназначал для печати. Рождению Севиной книги помогли многие люди. Письма сохранила его мама – Лидия Густавовна Багрицкая. Сосед по дому в проезде Художественного театра Корнелий Люцианович Зелинский сложил в папку оставшиеся в комнате Севы бумаги – тетрадки, черновики, письма. Эта папка нетронутой пролежала на даче в Переделкине много лет… Я рассказала о ней Володе Саппаку – товарищу Севы по школе, и он вспомнил, что и у него остались письма Севы и открытка с извещением о его смерти. Севин друг, актёр Максим Греков, вернувшись из немецкого тыла, где он воевал в чекистском отряде Дмитрия Медведева, нашёл у своей матери тоненькую школьную тетрадку в розовой обложке – часть Севиного дневника. В 1939–1940 годах Сева дневал и ночевал в семье Максима и, видимо, забыл там эту тетрадь. Севина полевая сумка вместе с его паспортом, открыткой от мамы и коричневой общей тетрадью, озаглавленной «Фронтовые стихи», была пробита тем же осколком, что убил Севу. Её привёз с фронта и передал в Союз писателей Марку Колосову сотрудник газеты «За отвагу» Николай Родионов.
И когда однажды мы с Лидией Густавовной разложили всё это на большом, тёмного дерева столе – том самом, за которым работал Эдуард Багрицкий, – мы поняли: это Севина книга.
– Всё ли вам удалось собрать?
– Не знаю. У Севы было много друзей. Может, у кого-нибудь из них осталось ещё что-то.
Она подаёт мне несколько листков. Неопубликованные стихи Всеволода Багрицкого. История одного из них такова. Осенью 1941 года студийцы театральной студии А. Арбузова и В. Плучека создали агитбригаду, чтобы ехать на Северный фронт. К поездке готовилась постановка, для которой Сева написал текст песенки «Два письма»:
1.
Поздним вечером одна
Призадумалась она,
На листочке в клеточку
Написала:
«Я сижу сейчас одна
У раскрытого окна.
Я тебя, далёкий друг,
Никогда не знала.
Ты сейчас уходишь в бой…
Если б был бы ты со мной,
Я б тебя, мой дорогой,
Целовала.
Но тебя со мною нет.
Я одна да лунный свет,
Сердце моё, радость!»
Синий вынула конверт.
Запечатала конверт,
Надписала адрес.
Куда?
Туда, где суровое море бурлит,
Где тучи спускаются низко…
Кому?
Тому, кто страну от врагов
сохранит,
Кто самый хороший и близкий…
2.
Уходил эсминец в бой.
И парнишка молодой
На листочке в клеточку
Нацарапал:
«Мы сейчас уходим в бой,
Не прощаюсь я с тобой,
Вот представь –
когда-нибудь
Я схожу по трапу,
Ты на пристани стоишь,
Ничего не говоришь.
Хороша, как поглядишь.
Дай-ка лапу!
Но тебя со мною нет,
Я один да лунный свет.
Сердце моё, радость!»
Синий вынул он конверт,
Запечатал он конверт,
Надписал он адрес.
Куда?
Туда, где волнистые
зреют поля,
На море моё похожи…
Кому?
Тому человеку, которому я
Стал ближе других и дороже…
Поездка не состоялась. Многие студийцы ушли на фронт не актёрами, а солдатами. Севу из-за сильной близорукости в армию не брали. Он подал заявление А.А. Фадееву с просьбой направить его во фронтовую печать. Через некоторое время пришло разрешение. В этот день Сева записал в дневнике: «Бросимся в плаванье, мальчики!» Это был рубеж в его жизни. Рубеж, когда мальчик стал солдатом.
Ещё один штрих – можно сказать, символичный: на должность погибшего Всеволода Багрицкого был назначен в газету «За отвагу» Муса Джалиль.
…В пробитом смертельным осколком паспорте Всеволода Багрицкого, выданном 50-м отделением милиции города Москвы, значилось: «Действителен по 1 июля 1946 года». Сева погиб, выполняя боевое задание своей редакции, задолго до того, как истёк срок действия паспорта. А его стихи действуют. Живут. Строгий начальник – время – сделал на них пометку: «Бессрочно».
Вл. Ишимов,
«ЛГ», 1968, № 44