«ЛГ»-досье:
Галактионова Вера Григорьевна. Родилась в Сызрани. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького. Автор восьми книг прозы. Лауреат международных литературных премий. Романы и повести В. Галактионовой обсуждались на международных литературных конгрессах и научных конференциях.
Живёт и работает в Москве.
– Как-то вы сказали, что русское Слово – не столько информатор, сколько воин, отстаивающий право человека на национальное мироощущение. Как нужно писать, чтобы слово-воин победило хищный хаос?
– Очень просто. Надо лишь дождаться, когда шестикрылый серафим коснётся зениц, ушей, приникнет к устам и грешный язык вырвет, «...празднословный и лукавый».
Победоносное слово рождается сердцем преображённым. Великие наши писатели прошлого знали, как служить высшей воле. И если современный писатель тоже пытается воплотить её в слове, то творческая его тропа наверняка проляжет где-то тут – рядом с дорогой, завещанной А.С. Пушкиным, и с литературным путём Н.С. Лескова, сказавшего о себе: «Я с народом был свой человек».
Он полагал, что литература должна сберечь все приметы, все признаки народной красоты. И вот тогда народятся новые люди – идущие к добродетели и высшей любви, отчего мир усовершенствуется постепенно, сам собою…
Но мы выучены ещё и циничным XX веком – так, что видим поневоле: они-то к добродетели пойдут, наши новые люди! Да только вот на шее у каждого праведника тут же окажется с десяток наездников, которые примутся погонять его, и пришпоривать, и читать ему сверху нравоучения – за то, что он на них, на паразитов, нетолерантно посмотрел.
А природа хаоса – тема большая. Первозданный упорядочен ещё до появления человечества. Про управляемый хаос пишут, будто он подбирается к России, что неверно. Методы хаотизации (методы нарушения порядка) применялись у нас в каждом веке – для достижения тех или иных целей: переворотов, революций, реформ, как правило, – западнических.
Да и наши отечественные бандиты знают толк в формировании хаоса. Разбираются в этом, почти как теоретики Джин Шарп или Стив Манн, хотя и с некоторым специфическим уклоном… Только на Болотную они, как правило, не стремятся. Там полиции много.
– Мне очень нравится ваша фраза о новом типе героя: «Да, на смену «плачущему» русскому герою, занимающемуся исключительно похоронами России, я выставляю иной тип людей. Они, чаще всего, красивы, дерзки, умелы, отважны – даже в трагичности, даже в нелепости своих судеб». Действительно, сегодня нашей прозе не хватает именно таких персонажей. Но как вы думаете, может ли такой герой быть убедителен и интересен читателю?
– Не знаю. Наверное, это зависит от того, как произведение выполнено. Мне-то доводилось видеть людей незаурядных, очень мощных, благородных и деятельных, которым временами противостоял весь земной мир! Они редко плакали, потому на них и удержалась Россия, которая их не помнила. И в работе мне достаточно было своего уважения к их судьбам, порой – весьма перекрученным. А что подумает о них как о книжных героях Костян из восьмого подъезда или Вован с Артурчиком из пятого, мною в расчёт не принималось.
Озадачили вы меня и с убедительностью героя. Иногда незнакомые люди, правда, спрашивают, где можно разыскать такого-то человека, называют имя из романа. Тогда сложно бывает объяснить, что особенные черты в чём-то похожих людей как-то стягиваются порой в некую кристаллическую решётку – так образуется литературный тип, способный отражать выбранную эпоху. Плохой кристалл отражает плохо и криво. Никудышный не держится совсем, он отбрасывается в черновики. А удачный кристалл иногда принимается читателем за образ достоверный, следовательно – в чём-то убедительный… Но это, вероятно, для кого как.
– Выходят ли у вас новые книги?
– Да. Только что, буквально на днях, в издательстве «Русский мiръ» вышла объёмная моя книга «Восстание праха». Художественную прозу и публицистику здесь объединяет одна концепция: всё, пережитое нашим народом, не умирает. Погубленное и умерщвлённое влияет на ход событий, обретает самостоятельно действующую силу в нашей реальности. Подбор работ примерно такой.
Книга вышла с предисловием А. Вавжинчака, учёного Ягеллонского университета, который в мировой литературе известен тем, что рассматривает русскую современную прозу под углом: человек – империя – история. Его характеристики наших литературных течений очень своеобразны.
Само же издательство «Русский мiръ» сохранило специалистов книгоиздания высокого класса, ширпотреба там не выпускают.
– Прочитала в одном из отзывов о вашей прозе, что перечитывать романы Веры Галактионовой, как и романы Достоевского, очень трудно, это как покаянную службу в церкви отстоять. Сами ощущаете своё духовное родство с Фёдором Михайловичем?
– Можно ли утверждать о духовном своём родстве с Достоевским, не прошедши каторги? Высота страданий у Фёдора Михайловича была такая, что видение с этих позиций ему открывалось огромное. А коль мы на таких высотах не стояли, то от подобных ощущений нам, пишущим в современности, лучше воздерживаться.
Мне представляются очень верными слова Дмитрия Достоевского, правнука Фёдора Михайловича, на памятной встрече Президента России с писателями. Дмитрий сказал, что испытания каторгой выковали в итоге из писателя Достоевского «человека, возросшего во много раз после этих лет».
В зале тут возник протестный гул, раздалось правозащитное строгое шиканье. Однако сказано было, по-моему, точно.
Да, озирать всё с высоты Креста мы не прочь. Только вот взойти на Крест для этого не хочется никому из нас.
– Во всех ваших книгах сквозной нитью – боль за Россию, боль за русского человека. Может ли вообще русский быть счастливым или трагическое мироощущение органично для него?
– Прекраснодушие, не умеющее себя защитить, оно свойственно русскому народу до такой степени, что непонятно, как мы до сих пор живы. Уж точно, одним чудом. А русская мощь и русская сила пробуждаются обычно для защиты кого-то – не себя.
Сложно бывает просматривать фотографические снимки первых дней славной Победы в Великой Отечественной войне. На них запечатлено всеобщее ликование. Отвоевавшие степенные мужики, обнимающие жён и детей, бравые бойцы, смеющиеся девушки. И «самовары» – с медалями на гимнастёрках, сидящие на низких кожаных подставках. Люди с отважными лицами, без ног, а от рук у них остались одни обрубки, как не выросшие крылья.
Держит такой солдат под мышками колотушки, обмотанные тряпками. Отталкивается ими, передвигается среди шумного веселья на скрипучих мелких колёсах… И взор у него – смелый, сияющий, светлый, счастливее которого не бывает: он Родину свою спас…
На таких снимках они ещё – воины, а не «самовары» и «утюги». Победители на вольной радостной воле! Они ещё не собраны, не отправлены в интернаты, на далёкие острова без права их покидать. Не пристроены под охрану…
И в жертвенной отваге бывает заключено для нашего человека огромное, высокое счастье. Но счастье без благополучия совсем непонятно западным народам.
– Не секрет, что сегодня книги писателей либерального пула более раскручены, в особенности премиально, чем книги писателей-патриотов, тех, кто искренне переживает за свою страну, кому совестно предавать Родину. Как изменить сложившуюся ситуацию?
– Да никак её не изменишь, пока вершат литературные судьбы всё те же самые люди, что и последние 15 лет. А они уходить никуда не собираются, наши литературные Сердюковы-Васильевы.
В военном ведомстве они всё же от дел теперь отстранены. Хотя и недопосажены… А для литературных махинаторов и браслеты ещё не выкованы.
Сегодня Россия поразительно напоминает мне большой загородный дом одного очень вежливого литературного критика, известнейшего учёного. Он признался однажды, под большим секретом, в своём преступлении. Когда авторы, настойчиво ожидающие от него положительных рецензий, натащили пустейшие, ненужные свои книги во все его комнаты и коридоры и заполонили ими пространство дома до самого потолка, то приуныл критик. И призадумался он, как ему не задохнуться на своём диване под скверными этими сочинениями до смерти...
И вот, словно тать в ночи, вырыл он огромную яму в поле, за домом. Позвал с собою друга-драматурга. И на носилках, в глубокой тайне, перетаскали они все-все никчёмные эти произведения, со всевозможными автографами, свалили их в глубину, засыпали землёй перед рассветом и притоптали на утренней заре уже окончательно…
«Злодеи! Какие же мы злодеи!» – казнил он себя. Но сжечь книги не мог – наше воспитание такого не позволяет.
Однако что же делать со всей этой раскрученной, осыпанной премиями, дорого изданной ахинеей, которую впаривают книжные менеджеры почти 20 лет тем, кто стиль Ф.М. Достоевского от стиля Л.Н. Толстого не отличает? Куда её денет задыхающаяся от такой макулатуры страна, я решительно не понимаю. Но знаю одно: генетически модифицированную литературу читать новым поколениям нельзя, как нельзя давать детям пальмовое масло и эмульгаторы.
Знать бы ещё, кто лоббирует распространение такой духовной и биологической отравы для народов России. За всем этим вредительством ведь кто-то стоит, и весьма крепко.
Кстати, я даже догадываюсь, кто именно: тот самый депутат, который влезет на крышу, настигнет на самом краю обманутого дольщика, оставшегося без жилья, и решительно потребует, чтобы тот немедленно потушил и выбросил сигарету, прежде чем спрыгнуть вниз. Потому что самоубийство без никотина – это гораздо более здоровое самоубийство.
Спасать от пошлых книг подрастающее поколение страны этот депутат уж никак не будет, как и от эмульгаторов, и от пальмового масла. Иначе бы он давно занимался срочным полезным делом, а не своей собственной придурью. Но с такими огромными заработками, как в Думе, люди барствуют, а не работают слугами у полунищего народа.
Бороться за духовное и физическое здоровье нации в самом деле занятие трудоёмкое. Он, скорее, займётся внедрением какого-нибудь повсеместного пинг-понга, этот депутат, о чём и примется кричать на всех перекрёстках, отрабатывая сумму прописью. Или подберёт группу молодых дурачков, которых научит клеить на чужие машины разоблачительные надписи и приставать к водителям с настойчивостью сектантов, нагло требуя от почтенных людей ответов на глупейшие свои вопросы.
Ну что тут скажешь про таких народных избранников? Страшно далеки они от народа. Но когда они к нему приближаются, это ещё страшнее… Литераторам рассчитывать на них вряд ли уместно.
Однако есть всё же у серьёзно пишущих одна, совсем уж, правда, хлипкая, надежда – на то, что монополия либералов на рынке литературы каким-то образом завершится сама собою. И отрегулируются наконец литературные процессы в сторону идеологического оздоровления страны. Вот тогда, пожалуй, сбегут разбалованные дурными вознаграждениями авторы далеко, за рубеж, обидевшись на страну уже окончательно. И если государство решит их туда не выпускать, пока свои тиражи они не выкупят и не увезут с собою, – спасёмся, быть может, от экологического этого бедствия.
Тут, у нас, замечательно образованные, но потерявшие всякое терпение критики, того и гляди, все как один выйдут в ночи рыть могилы для постперестроечных книг, до сих пор издаваемых самыми большими тиражами. А там, в Европе или за океаном, подарят всё же авторы вывезенные свои книги или даже продадут какому-нибудь настоящему цивилизованному читателю. Дженнифер Псаки, например. Чем плохо?.. Всё равно ведь многое писалось и издавалось все эти годы в России как бы департаменту в угоду. По чистой случайности, конечно.
– Что всё-таки можно сделать для настоящих, профессиональных, талантливых наших писателей, отодвинутых в тень?
– Даже если будут открыты два или три серьёзных государственных книжных издательства с сетью небольших книжных магазинов по всей стране, то и тогда все эти службы возглавят прежние люди, что успешно выпускают лжекниги и вручают лжепремии сегодня. Это надо понимать. Они просто перекочуют в новые, государственные, издательства со всем своим авторским либеральным составом и с минимально освоенной, уже слегка патриотической риторикой. А суть останется прежней.
Выход, пожалуй, может быть таким: перевод в статус государственных и соответствующее расширение издательств, которые всё это смутное время верно служили Отечеству, даже героически – на грани краха и разорения. Это, конечно же, издательство ИТРК. Издательство «Алгоритм» справится с сериями художественной литературы в новом своём качестве, с новыми возможностями. Тот же «Русский мiръ» В. Волкова – с хорошим издательским вкусом и строгим отбором литературы, заработав в статусе большого государственного предприятия, смог бы найти нужных людей и новых талантливых авторов. Если бы «Никитские ворота» вышли на уровень гонорарного издательства, было бы тоже неплохо.
И вот уже приличный государственный концерн образовался бы – при воле верхов, конечно. Россия бы наконец стала выпускать то, что нужно ей, а не спаянной группе слабопишущих людей, имеющих обыкновение называть себя господами и госпожами писателями.
При таком концерне обязательно должна быть организована рабочая группа рецензентов – практику высококвалифицированного рецензирования, полностью свободного от либеральных издательств и влияний, надо непременно возрождать!
Всё это можно сделать. Если, конечно, делать.
– Если говорить о соотношении массовой и подлинной литературы, то, скажем, в советское время классикой интересовалось явно большее количество людей, чем теперь. На ваш взгляд, можно ли снова качнуть чашу весов в сторону серьёзной литературы?
– Как сказать… Именно с таким концерном, о котором шла речь выше, пожалуй, можно. Если хорошо все вопросы проработать… Ведь мода – дело рукотворное. Даже мода на серьёзную литературу.
Три обязательных вопроса:
– В начале ХХ века критики наперебой говорили, что писатель измельчал. А что можно сказать о нынешнем времени?
– Возможно, многим кажется, что в их современности художников большой высоты нет и быть не может. Однако ХХ век стал веком великих М. Шолохова, В. Шукшина, Ю. Кузнецова, В. Распутина, С. Есенина, А. Платонова, М. Волошина. Столько светил в этом созвездии, что их не перечесть! А вот рапповцев, которые одно время решали, уродовали и затирали литературные судьбы писателей ХХ века, не помнит сегодня никто.
Так и в нашем времени. Пустые бочки очень громко гремят. Полные звучат значительно глуше. Катятся медленнее, на кочках не скачут вприпрыжку. Но сам литературный процесс не прерывается никогда. Великие писатели в нём были, есть. И они будут. Им сегодня положены громаднейшие препятствия, прямо пропорциональные дару, вероятно... Но время нам их покажет, всех.
– Почему писатели перестали быть «властителями дум»? Можете ли вы представить ситуацию «литература без читателя» и будете ли продолжать писать, если это станет явью?
– Это неверно. Не перестали. Читатели отыскивают нужные им книги, чего бы им это ни стоило. Просто доступ к широкой публике настоящим писателям был перекрыт у нас на долгих 15–20 лет.
…Мне легче представить литературу без писателя. Потому что многое у нас подведено к этому.
…Писать буду, конечно, но в ином жанре. Скорее всего, в исповедальном. Возможно, в форме отчётов небу.
– На какой вопрос вы бы хотели ответить, но я его вам не задала?
– Вы не спросили, какое самое короткое стихотворение, на мой взгляд, отражает время распада Советского Союза.
Вот оно:
Думали: нищие мы, нету у нас ничего,
А как стали одно за другим терять,
Так что сделался каждый день
Поминальным днём, –
Начали песни слагать
О великой щедрости Божьей
Да о нашем бывшем богатстве.
…Это стихотворение Анны Ахматовой из сборника «Белая стая», выпущенного издательством «Алконост». Датировано стихотворение 1915 годом.
Выходит, есть пророки в нашем литературном Отечестве. Пророчицы тоже. А остальное приложится.