|
|
Я купил пистолет и стал в неё целиться. Это только кажется, что муха глупая, что она подолгу ползает и подолгу сидит на какой-нибудь капле варенья, ничего при этом не соображая и не понимая.
На самом-то деле муха – тварь умная. Она сразу чувствует, когда её собираются убить.
Вот она проползла по столу, даже задом ко мне повернулась. Вроде бы и не подозревает, что я в неё целюсь. Будто бы внимания не обращает, что я левый глаз прищурил, а правым поймал её волосатую тушку в прорезь прицела.
Но только я задержал дыхание, только собрался нажать на спуск, она – вжик! – улетела.
Стрельнуть-то я успел, но не попал. Пуля срикошетила от столешницы и, разнеся вдребезги стоящую на шкафу вазу, увязла в стене.
Муха долго летала. Я пытался поймать её на мушку, но какое там! Она выделывала такие виражи и кульбиты, что я только диву давался.
Понятно, что весь этот высший пилотаж был ради того, чтобы поиздеваться надо мной.
Как только я опустил пистолет, она – раз! – села на антенну телевизора, причём на самый кончик.
Я опять поднял пистолет и прицелился.
Муха сидела, повернувшись ко мне боком, и лапками голову себе наглаживала, словно говоря: «Целься, целься, я не возражаю. Можешь даже стрельнуть. Ты же видишь – умываюсь».
Я плавно нажал спуск, ощутил, как боёк сорвался с места и понёсся к капсюлю. И в этот самый момент муха взлетела. Но выстрел не остановишь. Грохот – и пуля, срезав усик телевизионной антенны, врезалась в оконную раму.
Муха же, будто и не в неё стреляли, опять принялась носиться по комнате.
Вне себя от такого свинства, я попытался сбить её на лету. Но выстрелами только разнёс два плафона на люстре.
И муха поняла, что я не настроен шутить. Она долго-долго летала и, устав наконец, села на фотопортрет моей тёщи, украшавший стену.
Сердце сладко заныло. Неужто повезёт одним выстрелом и муху убить, и... Боже! Один выстрел – сразу два удовольствия! Но не тут-то было: хитрая муха переползла со лба тёщи на глаз и, едва я со сладостным чувством нажал на курок, перелетела на портрет дедушки. Ему она села на нос.
В деда я стрелять не мог. Его я всегда любил и уважал. А она, как назло, не улетала. Ползала по фотографии туда-сюда, туда-сюда, даже погадки в нескольких местах оставила. Поняла, наверное, что место это свято и неприкосновенно, и надолго там расположилась. Я даже задремал в ожидании.
Разбудила меня та же самая муха, перелетевшая мне на нос. От такой наглости я едва не задохнулся. Размахнулся, чтобы согнать её, но вдруг подумал: «Вот тут-то я тебя перехитрю». И тихо встал.
А муха чувствовала себя как дома: с носа переползла на лоб. Я это кожей чувствовал, но видеть, понятно, не мог. Но не такой уж я дурак – в доме зеркало есть. Я тихо-тихо подошёл к нему. Муха спокойно ползала по моему лбу, резонно полагая, что обретается вне пределов досягаемости, в слепой, так сказать, зоне. Она и не подозревала своими мушиными мозгами, что я всё видел самым наилучшим образом.
Наконец она сползла к правому виску и, запутавшись в волосах, приостановилась.
Вот тут-то я медленно, чтоб не спугнуть, поднял пистолет и спустил курок. Паф!
И мухи нет...
Владимир СЕДОВ