Правда, не на оперной сцене, а в концертном зале в исполнении Филармонического оркестра Лос-Анджелеса под управлением Эсы-Пекки Салонена, композитора и одного из самых известных дирижёров мира, хора и солистов-вокалистов. Затем в тот вечер прозвучала 4-я симфония Шостаковича, очень известная и очень сильная. Судя по отзывам международной прессы, исполнение обоих произведений было выдающимся. Эту же программу маэстро Салонен повторил в марте 2014 года в Большом зале Московской консерватории с лондонским оркестром «Филармония», Государственной академической хоровой капеллой России имени А.А. Юрлова и певцами-солистами. «Оранго» тогда впервые и единственный раз прозвучал в России. А совсем недавно, в конце августа, Эса-Пекка Салонен с триумфальным успехом исполнил заново родившуюся оперу и 4-ю симфонию Шостаковича в Хельсинки, на одном из самых крупных международных фестивалей искусств, который так и называется – Хельсинкский фестиваль.
Конечно, очень приятно, что знаменитый финский дирижёр с блеском исполняет ранее неизвестное произведение Дмитрия Шостаковича, однако тому, что оно увидело свет, мы обязаны старшему научному сотруднику архива Шостаковича и Музея музыкальной культуры имени М.И. Глинки Ольге Дигонской, которая в 2004 году нашла рукопись «Оранго», и британскому композитору Джерарду Макбёрни, по просьбе вдовы Шостаковича Ирины Антоновны Шостакович сделавшему оркестровку произведения.
Итак, оперой «Оранго», запланированной к постановке в Большом театре, в Советском Союзе собирались отметить 15-летие Великой Октябрьской социалистической революции. В 1932 году музыку заказали Дмитрию Шостаковичу, а либретто – Алексею Толстому и его постоянному соавтору Александру Старчакову. Сюжет для оперного произведения весьма необычен, позаимствован из повести Старчакова «Карьера Артура Кристи»: история о некоем Оранго, гибриде человека и обезьяны-орангутанга. «Оранго» задумывалась как сатирическая опера в трёх актах с прологом, основной идеей которой должно было быть «развитие человека в ходе революции и социалистического строительства». Но в дальнейшем план либреттистов несколько изменился: уклон стал делаться в сторону политического памфлета, направленного против буржуазной печати, героем которого стал обезьяно-человек, появившийся на свет в результате медицинского эксперимента. Этот гибрид Оранго, родившийся очень похожим на человеческого ребёнка, начал свою взрослую жизнь в качестве доблестного солдата Первой мировой войны, но впоследствии стал, выражаясь современным языком, парижским медиамагнатом, замешанным в разных тёмных делах и финансовых махинациях. Тут разражается мировой кризис, и Оранго оказывается банкротом. С этого момента он начал быстро меняться и внешне, всё более и более приобретая черты обезьяны, и в итоге, окончательно превратившись в примата, был продан в цирк, где его демонстрировали в клетке. Но таков был план либретто всех трёх действий, а реально написанным стал только текст Пролога, и соответственно музыка на этот текст. То ли либреттистам не хватило отведённого времени, то ли на них повлияли репрессии в отношении профессора Ильи Иванова, занимавшегося в Африке экспериментами по получению гибридов человека и обезьяны, а по возвращении в СССР сосланного в лагеря, а потом в ссылку в Алма-Ату, где он вскоре и умер, но либретто в срок они не окончили, и, по мнению Ольги Дигонской, Шостакович просто не имел текста, на который он мог продолжить писать музыку «Оранго». Что не случилось, то не случилось… Но – кто теперь ответит, почему – в 1936 году Александра Старчакова отправили в лагеря, где через год расстреляли.
А Дмитрий Шостакович никогда больше не возвращался к рукописи «Оранго». Как считает Ольга Дигонская, данная тема перестала представлять для композитора какой-либо интерес, да и из-за репрессий в отношении Старчакова к этому сюжету уже нельзя было обратиться снова.
Здание внутри весьма функционально и явно рассчитано на большое количество народа – гардеробы, кафе, музыкальный магазин, подземная парковка, лифт и даже библиотека Академии Сибелиуса, но меньше всего оно похоже на концертные залы, какими мы привыкли их видеть. Бесконечные стеклянные коридоры-галереи, из которых открываются виды Хельсинки, много охранников в форме, которые любезно выполняют функции гидов по зданию: если спросить, то обстоятельно рассказывают и показывают, как куда пройти. И вот, наконец, зал, где через несколько минут зазвучит раритетный «Оранго» – огромнейшее пространство, представляющее собой, если не ошибаюсь, восьмиугольник, по периметру которого расположены ряды кресел, разделённые ярусами, последний – под самым потолком, но видно и слышно отовсюду отлично. По признанию музыкантов и слушателей, в этом зале совершенная акустика. Если стоять наверху, то сцена кажется маленькой, зато можно бесконечно разглядывать на потолке невероятное количество светильников самых разных конструкций, способных давать свет во всех направлениях. Через огромные пространства зала перемещаться приходится по длиннющим деревянным лестницам (лифт-то тут не поставишь), вниз, в партер – ещё ладно, а вот подниматься по этим лестницам из партера – ого-го… Но нарядно одетая – все, как один – финская публика церемонно шествует по этим нескончаемым ступеням, словно на приём к королю, и, судя по радостным лицам, не испытывает неудобств. Надо было видеть, с каким подъёмом слушатели шли к своим местам – все явно ждали СОБЫТИЯ, и оно наступило.
Большой хор уже сидит высоко в зале на амфитеатром расположенных рядах. Оркестранты под аплодисменты публики рассаживаются на установленных на сцене «ярусах» – ранее нигде я подобного не видела. Так удобнее музыкантам и дирижёру или размер сцены меньше необходимого? Как бы там ни было, выглядит это красиво. Выходят певцы-солисты, за ними – стремительно – маэстро Салонен, на громадном экране включается видеоряд (видеодизайн – Луиса Прайса) и… Хотите верьте, хотите нет, но музыка «Оранго» – говорящая. Она говорит языком эпохи, в которую создавалась. Говорит без слов, но ярко, мощно, саркастично и горько. Когда на экране взрывают храм Христа Спасителя, в страшной музыкальной буре явственно слышно словно сказанное «Вот так!..». Поражают умопомрачительно быстрые темпы многих фрагментов музыки, с которыми оркестр справился виртуозно, а ещё более впечатляет то, что в моменты, когда совпадали быстрота и громкость, чистота звучания оставалась совершенной. Оранго (бас Иван Новосёлов), который, по разъяснениям другого персонажа, Зоолога (тенор Дмитро Колеушко), «ест при помощи ножа и вилки, сморкается, играет «Чижика» и даже произносит «э-хе-хе», произвёл сильное впечатление на публику своим грозным внешним видом и тарзаньим париком, а также тем, как он с положенным ему рычанием бросился на иностранку Сюзанну (сопрано Наталья Павлова). В этот момент зрители окинули взглядом сцену, ища клетку, в которой, согласно либретто, в конце своей карьеры должен был сидеть Оранго. Действующих лиц в Прологе много, но партии у них небольшие, хотя запоминающиеся, тем более что молодые певцы пели и играли с воодушевлением.
Во втором отделении оркестр Финского радио под управлением Эсы-Пекки Салонена исполнил 4-ю симфонию Шостаковича так мощно, пронзительно, но при этом щемяще, словно музыканты были соавторами музыки или по крайней мере жили в Советском Союзе в 1930-е годы. А большой хор, участвовавший в «Оранго», почти в полном составе остался в зале слушать 4-ю симфонию композитора, который не только отразил эпоху в своих произведениях, но и сам ею являлся.
Фотографии предоставлены пресс-службами Хельсинкского фестиваля и Музыкального центра Хельсинки