Опрашивают свидетелей.
– Очнулась, а я одна. – Людмила Фисунова, с трудом дойдя до свидетельского места, говорит без эмоций. – Сына нет, а он только ходить научился – полтора годика. Хотела вскочить, искать. Не могу – ноги не двигаются. Кое-как поползла, кричу, зову Ярослава. Только когда на баржу доставили, увидела его: с головки кровь течёт, глазки закатываются… Мне и сейчас снится: он в крови, ручки тянет: «Мама, помоги!»
– Кого вините, Людмила? – спросила я её потом, в перерыве.
– В первую очередь того, кто выпустил корабль в рейс. А капитана жалко – как ему жить теперь с этим? Не один он на скамье подсудимых сидеть должен.
Никто из потерпевших не просит для капитана «высшей меры». Даже иски об ущербе выдвигают не к нему, а к Омскому речному порту. Впрочем, часть 3 статьи 263 УК РФ («Нарушение правил безопасности движения и эксплуатации водного транспорта лицом, повлёкшее причинение тяжкого вреда здоровью человека, причинение крупного ущерба, смерть двух и более лиц»), которая вменяется капитану Юрию Ратько, предусматривает всего семь лет заключения. По году за каждого погибшего. И ещё один – за всех остальных.
Разве что мать Анны Юферовой, 33-летней женщины, потребовала с капитана 2,5 миллиона рублей. Говорила тяжело. Голос то звенел от напряжения, то затихал от сдерживаемых слёз.
– Моя дочь поехала отдыхать вместе с 10-летней дочерью, моей внучкой. Подробности аварии дочь не помнит. От удара мою внучку сразу выбросило с теплохода, она перелетела через баржу и упала в воду. Плавать не умеет, пыталась барахтаться, но это было невозможно, потому что не чувствовала ног. Её спасли мужчины, подплывшие с берега на лодке. С трудом вытащили, потому что кости были настолько переломаны, что рассыпались в руках, лишь сдерживаемые кожей. Дочь спасалась сама. Она почти выздоровела, хотя шрам на лице остался, и то, что бёдра немного неровные, заметно мало. Говорят, что на деторождении это не скажется...
– Я не заметил, чтобы Юрий Оттович был нетрезв.
Прокурор нашла в деле свидетельские показания моториста: «Видел, что он шатался, услышал запах перегара, но посчитал нетактичным сделать ему замечание».
– Можно я посижу? – посерел лицом моторист. – Что-то голова кружится.
И так воровато оглянулся на зал, что стала понятна командная «взаимовыручка».
Они спасают не капитана – себя: взгляды людей, в которых – боль, жгут спины членов команды. Каждый из них своей «нетактичностью» мог бы спасти пассажиров рейса. Наверное, это означает, что в низшем звене Омского речного порта всё-таки теплится совесть. Осталась ли она в высшем? Нет, судя по заявлению его представительницы, дамы в весёленьком гороховом платьице, будто не понявшей, куда пришла:
– Омский речной порт тоже пострадал. Мы требуем с Ратько 6 миллионов рублей за корабль, не подлежащий восстановлению.
Зал после нескольких секунд растерянного молчания разразился нервным злым смехом:
– А почему не с нас? – выкрикнул кто-то с места. И даже судья Александр Гальчиков слегка опешил, забыв сделать «нарушителю» замечание.
На заседание не явился Андрей Шмидтбергер, начальник службы пассажирских перевозок, отправивший Ратько «в последний рейс в таком состоянии». Фразу слышали трое членов команды, когда Шмидтбергер приходил проверять готовность судна. Василий Данилов, в то время генеральный директор ОАО «Омский речной порт», знавший, что капитан поменял 11 мест работы за короткое время, встречаться с потерпевшими тоже не захотел. Как, впрочем, и остальные 10 начальников разного речного ранга. Их показания прокурор зачитала вслух: теплоход был в исправности, все рейсы производились строго по графику, судоводители обязательно проходят предрейсовый осмотр, капитан характеризовался положительно.
Сам Ратько показаний не даёт. Мы поговорили с ним после заседания:
– Работал без выходных по 14–16 часов в сутки. Рейсы каждый день, а не как они говорят, по три раза в неделю. Даже приказ по порту был, чтобы работать по 12 часов. Так и ночевал на корабле. Сколько раз поднимал вопрос – дайте замену, начальство только руками разводило… Им выгодно, конечно – то ли одному зарплату платить, то ли нескольким. И про то, что рулевое управление на «Полесье» неисправно, я давно говорил. В 2009 году даже запрет был на рейсы, пока его не починят. Но только движок поменяли. Масло всё время нагревалось, я понять не мог, почему…
Странно, но пострадавший речной порт неточно знает, насколько тяжёлые потери понёс: один из замов директора в показаниях, зачитанных прокурором, сообщил, что стоимость 25-летнего корабля с учётом деноминации составляет немногим более трёх миллионов рублей. Не удивлюсь, если Омский речной порт решил заработать, выдвинув иск в два раза больше. В самом деле, ведь потеряно столько нервов и денег! Западно-Сибирская транспортная прокуратура, инициировав проверку после крушения, выявила у организации массу нарушений. Не было даже лицензии на перевозку пассажиров, не говоря уже про ответственного за безопасную эксплуатацию судов. За это ОАО «Омский речной порт» и его руководитель Василий Данилов привлечены к административной ответственности. По всей строгости закона – назначены штрафы в размере 100 тысяч и 20 тысяч рублей соответственно.
Но, увы, в Омской области немало мест, где понадобилось бы установить по такому надгробию. 6 марта 2014-го при взрыве цистерны на одном из заводов погибли двое рабочих. Во время урагана 26 апреля – погибли совсем юная девушка и пожилая женщина. 23 марта в посёлке Таврическое провалился в неисправный дорожный колодец и замёрз 7-летний мальчик.
Их нелепая и мученическая смерть не посеяла тревогу в области. Как обычно, за эти происшествия ответили «стрелочники», но ни предприятия, ни улицы не стали безопаснее.
Так вот – о мемориале: на мой взгляд, проще населению скинуться и воздвигнуть обелиск местным властям, чтобы они, с высоты бетонного монумента, взирали на смертельное разгильдяйство и преступную халатность, расцветающие у их ног пышным цветом.