…Да заснёшь ты наконец? А, сказку хочешь! Да я уж тебе все пересказал, что знал. Ладно, сам попробую сочинить, только ты старайся не сбивать меня с мысли, ладно?
Ну и вот, значит, берёт Герасим персидскую княжну… помнишь же про них, да? Так вот, берёт он её на руки и бросает за борт. А та и вынырнула обратно с Мумой в руках, утопленной Герасимом давеча. А в зубах у Мумы – Золотая рыбка. Вытянул их обратно в лодку, обалдевший от такого оборота Герасим сидит, крестится. На ту беду мимо Емеля проезжал на своей печи.
– Эй! – кричит, – Герасим! Ты чего там словил?
А к Герасиму от великого изумления вернулся дар речи.
– Что поймал, то поймал, – отвечает он Емеле. – Ехай дальше, сам разберусь.
– А то смотри, – почесал Емеля под мышкой. – У меня печка как раз раскочегарена. Могли б ушицы сварганить. Да и бабе твоей не мешает просохнуть.
– Сам ты баба! – оскорбилась персидская дива голубых кровей. – Я, если хочешь знать, княжна!
– Это правда? – спросил Емеля Герасима.
– Ну, – сказал малость успокоившийся Герасим и потому почти что вернувшийся к обычному своему состоянию.
– Что-то непохожа, – усомнился Емеля.
– Это у меня просто всю косметику смыло, – пожаловалась княжна. – Видел бы ты меня раньше!
– А как ты оказалась у Герасима? – пытает дальше Емеля. – Что за непонятки такие? Это ведь совсем, так сказать, из другой оперы.
– Да это Степан Разин мимо усадьбы барыни тайком проезжал, с похмелья был, на самогон меня у Герасима и обменял, – сообщила княжна. – Чтоб ему пусто было! Барыня же как увидела меня, приревновала к Герасиму и велела утопить. А этот ирод немой – под козырёк, ему же не привыкать! Камень мне на шею – и в воду. Изверг!
– Ну, ну! – смущённо промычал Герасим, поглаживая Муму по мокрой дрожащей спинке.
– А как же ты выплыла, с камнем-то на шее? – удивляется Емеля. – И почему собачонка эта живая? По книжке-то этого, как его… Тургенева, этот немтырь к ней ведь тоже камень привязал.
– А я не сама! Это Золотая рыбка! Запуталась в моих юбках и взмолилась, чтобы я её отпустила, – продолжила своё повествование персидская дива.
– Уже два моих желания выполнила. Я на дне вот эту собачку нашла. Жалко так её стало. Поэтому попросила рыбку сначала её оживить, а потом сразу же меня научить плавать.
– Так это получается, что у тебя теперь всего одно из трёх желаний осталось? – вспомнил Емеля важную сказочную подробность из пушкинской сказки.
– Точно так! – наконец вмешалась в их оживлённый диалог Золотая рыбка. – И давай-ка, красавица, загадывай его поскорее да отпускай меня, а то я задыхаться начинаю.
– Да отпусти ты эту рыбку, пущай себе плавает, – с чувством сказал Емеля. Он хорошенько пригляделся к княжне и уже влюбился в неё. – И перебирайся ко мне на печь. У меня тут хорошо! Тепло, пироги вон доходят. Слышь, Герасим, у тебя совесть ещё осталась?
– Ну, – растроганно промычал Герасим, сморкаясь и утирая слёзы.
– Тогда греби к берегу.
Герасим взялся за вёсла. Княжна в это время что-то прошептала Золотой рыбке и отпустила её в воду.
– Вот, красавица, грейся давай да ешь пирожок. Он вкусный, с капустой, – ласково сказал Емеля, уступая княжне лучшее место на своей печи. – И ты, Мума, устраивайся поудобнее. Нечего тебе больше у Герасима делать, он ведь это… неадекватный, от него всего ожидать можно. А мы с тобой поедем, княжна, куда только велишь. Теперь я буду исполнять все твои желания, уж очень шибко ты мне глянулась. Кстати, что это там нашептала рыбке?
– Ничего особенного, – ответила с набитым ртом счастливая персидская княжна. – Так, пустячок один. Чтобы Стёпке Разину, этому изменщику и душегубу, не сносить головы…
Ну вот, заснул наконец мой внучек. Улыбается во сне. Знать, понравилась ему моя сказочка-пересказочка. Пойду-ка я, запишу её да другую сочиню для следующего раза. Глядишь, так и стану писателем на старости лет!