В этом году исполнилось 225 лет со дня рождения знакового литератора XIX века Николая Полевого и 220 лет со дня рождения его брата Ксенофонта Полевого – критика, журналиста, издателя. В Курском литературном музее – филиале ОБУК «Курский областной краеведческий музей» на постоянной основе действует экспозиция, посвящённая Николаю Полевому. Предлагаем вниманию читателей статью научных сотрудников музея Сергея Романова и Ирины Михайловой.

 

Начало

 

Русская литература, столь богатая на имена прозаиков и поэтов, порой позволяет редко вспоминать иные из них.  К сожалению, это в полной мере относится и к Николаю Алексеевичу Полевому (1796 – 1846). Даже его юбилейная дата оказалась незамеченной литературной общественностью, хотя Полевой имеет несомненное право на внимание нашего современника…

В своё время имя Полевого, талантливого журналиста и критика, историка и фельетониста, замечательного беллетриста и переводчика, издателя знаменитого журнала «Московский телеграф», знала вся читающая Россия. О «деятельной и блестящей роли» Николая Полевого в литературно-общественной жизни 20–30-х годов XIX века одним из первых сказал В.Г.Белинский: «Три человека <…> имели сильное влияние на русскую поэзию и вообще русскую изящную литературу в три различные эпохи её существования. Эти люди были – Ломоносов, Карамзин и Полевой…»

Удивительна судьба Николая Полевого, выходца из купеческой среды, благодаря собственному труду и самообразованию поднявшемуся к вершинам культуры. О своём происхождении в «Автобиографии» он писал так: «Наш род Полевых был одним из старинных и почётных посадских родов в Курске. Замечательно, что кроме Курска Полевых нигде больше не было…» Николай Полевой родился в Иркутске, где его отец владел фаянсовым заводом. Семья отличалась не только «духом предпринимательства», но и культурными традициями и интересами. Не случайно поэтому, что, кроме Николая Алексеевича, литературе и журналистике посвятил свою жизнь его брат Ксенофонт, писательницей стала впоследствии и их старшая сестра Екатерина Алексеевна (в замужестве Авдеева). 

 

«Мои курчане не уступают другим сынам России»

 

В 1813 году Полевой переехал из Иркутска в Курск. В духовном развитии будущего писателя и историка значительную роль сыграло общение с целым рядом весьма незаурядных людей, живших в это время в городе: с князем В.П. Мещерским, «человеком вполне передовых взглядов», «знатоком литературы и театра», с поэтом и прозаиком А.Ф. Раевским, братом декабриста Владимира Раевского, а также с одним из образованнейших деятелей русской церкви, востоковедом Евгением Болховитиновым. 

Полевой служил в конторе богатого купца А. П. Баушева, но главным делом в этот период для него было самообразование: «Ум мой совершенно увлёкся новой, дотоле неизвестной мне прелестью – прелестью учения <…> останусь ли я купцом и бедняком, буду ли чиновником и Губернатором Курским, – высшая цель моего честолюбия! – всё равно только бы учиться!»

Литературный дебют Полевого состоялся в 1817 году. Вот как он писал об этом в автобиографии: «В 1817 году осмелился я, при самом учтивом письме, послать к издателю «Русского вестника» моё описание проезда и пребывания в Курске императора Александра, и – не умею вам пересказать, с каким упоением увидел я на серых листочках «Вестника» чётким курсивом напечатанные под статьёю слова: Н.Полевой! Весь Курск был изумлен красноречивым описанием того, что ещё живо трепетало в сердце каждого, что составляло предмет всех разговоров. С изумлением узнал мой хозяин, что в его конторе скрывается гениальный молодой человек, как говорили ему и губернатор, и всё, что было почётного в Курске. С радостью услышал о том и отец мой. Бывший тогда губернатор курский А.С.Кожухов сделался моим заступником и меценатом». Затем «Русский вестник», который тогда редактировал С.Н. Глинка, позднее опубликовал произведение Полевого под названием «Чувства курских жителей по случаю прибытия в Курск графа Барклая де Толли».

Следует сказать, что и в дальнейшем творчестве Полевого прослеживается глубокая связь с Курским краем. Например, в очерке «Воспоминания о происшествиях, бывших в Курске в 1812 году», вышедшем в девятой части  журнала «Отечественные записки» за 1822 год, рассказывается о том, как жители города пережили страшное время войны.

Заметим, воспоминаний о 1812 годе было опубликовано немало, но они в основном посвящались военным событиям, а гражданская, повседневная жизнь людей освещалась гораздо скупее, так как её заслонили грандиозные сражения. Конечно же, с этой точки зрения, «Воспоминания…» Полевого, являющиеся сегодня библиографической редкостью, представляют несомненный интерес. Это была одна из первых публикаций об участии курян в войне 1812 года. Полевой глубоко убеждён в том, что «курчане в силе духа, в твёрдом уповании на бога не уступают другим сынам России» и «чувства обитателей Курска в то время, когда Наполеон с многочисленными полчищами своими вторгся в нашу отчизну <…> были общи для всех русских…».

Несмотря на отдалённость от места боевых действий, Курск «сделался театром опасностей и страха <…>. Торговые отношения прекратились, почты не стало, никто не знал совершенно, что происходит в Москве, и где армия наша. Только появлялись некоторые известия от проезжих, и звон почтового колокольчика приводил в трепет каждого». В губернии жили в ожидании и тревоге, «жители страшились и трепетали, неизвестность томила». Но паники не было, потому что под руководством курского гражданского губернатора А.И. Нелидова дворянство губернии взяло на себя важную задачу в стабилизации обстановки, оказании материальной помощи армии». Люди «находили одно утешение в уповании на Бога. Храм, где находилась чудотворная икона Знамение Богоматери, был всегда отворён и наполнен молящимися». Автор очерка неоднократно, с чувством гордости подчёркивает, что его земляки были «готовы жертвовать всем, готовы идти и пасть на поле чести, спасая веру свою и семейства». Он проникновенно описывает «происшествия», бывшие в Курске, важные, по его мнению: подношение нарочными, мещанином Н. Сибилёвым и гражданином С.Дружининым, списка с чудотворной иконы Знамение Божией Матери князю М.И.Кутузову, сообщение ими точных сведений жителям Курска о положении дел в армии, получение курянами благодарственных писем от «полководца сил русских». Опираясь на рассказы Сибилёва о встречах с Кутузовым, Полевой создаёт портрет полководца, отмечая его мудрость, близость к народу. Автор обращает  внимание читателей на такую черту характера князя Смоленского как сентиментальность. Например, во время передачи иконы, в день когда «загорелся бой смертельный» за город Малоярославец, «лицо полководца было спокойно, но мрачно, невесело <…> герой смоленский низко преклонился пред святым образом, приложился, и слёзы градом полились по лицу его». Кутузов глубоко переживает всё происходящее. Изображение полководца спасителем отечества, человеком, постигшим какой-то высший смысл жизни, требовало гражданского мужества от автора. Ведь «официальными историками в это время, – как отмечает О. Н. Михайлов, – роль Кутузова тщательно принижалась: политически опасно было вспоминать о том, что Кутузов в 1812 году пользовался неограниченной властью и опирался на полное доверие народа». Полевому надо было иметь смелость так писать о Кутузове.

«Воспоминания…» интересны ещё и потому, что Н. А. Полевой со слов очевидцев и участников событий (он близко общался с одним из героев очерка – Н. И. Сибилёвым), знал обстановку в городе, ощущал отношение земляков ко всем событиям военного времени. Это дало ему полное право утверждать: «…пролетят столетия – но дела, но чувства русских не истребятся; и если солнце должно погаснуть в небесах: то слава русская, может быть, переживёт и тебя, и лучезарное светило!» 

В «Рассказах русского солдата», включённых в сборник. «Мечты и жизнь» (Спб., 1834), опираясь на собственный жизненный опыт, Полевой открывает малоизвестную образованному читателю сферу русской действительности, поэзию старого русского быта, прежних нравов: «Положение <…> Курска прелестно. Город стоит на горе, которую обтекает река Тускорь, и с некоторых мест взор обнимает пространство, усеянное деревеньками, селениями, перелесками, нивами вёрст на двадцать. Если вы будете в Курске, советую вам пойти на берег Тускори к бывшему Троицкому монастырю и полюбоваться оттуда видом на Стрелецкую слободу. <…> Не менее хорош вид и на Ямскую слободу, которая раздвинулась по луговой стороне реки на Коренской дороге». 

Повествование построено как незатейливая беседа-воспоминание. Об этом свидетельствует и первая строчка: «Кажется, это было в 1817 или 1818 году. Мне надобно было ехать в Острогожск и Воронеж; я жил тогда в Курске». В этом неспешном повествовании найдётся место и описанию ямской слободы. Среди ямщиков, которые «особенно славятся своими лошадьми, своим достатком, своею ездою» будут названы и курские: «любо посмотреть и на самих ямщиков, крепких, сильных, здоровых, рыжебородых, под пару их дюжим лошадям, которые могут выехать восемьдесят, сто вёрст в сутки, которых хозяин бережёт и лелеет, как друзей». «Прежде, когда многие курские купцы торговали за границу, Лейпциг, Бреславль, Кенигсберг были знакомы курским ямщикам так же близко и коротко, как их соседка, Коренная ярмарка». Так благодаря Полевому Курск с его древней историей входил в большую литературу.

 

А. С. Пушкин и «Московский телеграф»

 

В 1825 году Полевой при содействии П. А. Вяземского начинает выпускать «Московский телеграф». В дальнейшем В. Г. Белинский назовёт это издание «лучшим журналом в России от начала журналистики <…> Такой журнал не мог бы не быть замеченным и в толпе хороших журналов, но среди мёртвой, вялой, бесцветной журналистики того времени он был изумительным изданием». Началась яркая пора деятельности Полевого. Окрылённый успехами, он с головой погрузился в атмосферу идеологических и исторических споров своего времени: «Немногие из русских писателей, писали столь много и в столь многообразных родах, как я». 

Талант Полевого как журналиста и издателя обусловил необычайный успех «Московского телеграфа»,знакомившего читателей с разными направлениями знания и искусств. Также в нём был раздел о современной моде. Как известно, слово «журналистика», было введено в обиход Полевым, который так озаглавил в 1825 году рубрику о журналах в «Московском телеграфе». Первоначально это слово вызывало насмешки, но со временем вошло в широкое употребление. В разделе «Журналистика» публиковались материалы по литературе, истории, этнографии, экономике и промышленности. 

Журнал выходил с 1825 года по 1834-й с периодичностью в две недели. Поначалу деятельное участие в судьбе журнала принимал князь Пётр Андреевич Вяземский, которого Полевой называл «главным одушевителем редакции». Именно благодаря ему в первом же номере «Московского телеграфа» появилось стихотворение А.С. Пушкина. Сам Александр Сергеевич, посылая Вяземскому «Телегу жизни», явно не рассчитывал всерьёз на публикацию в новом журнале. Он писал князю: «Можно напечатать, пропустив русский титул» (так поэт именовал матерные выражения).

Стихотворение в 1 номере «Московского телеграфа» появилось с изменёнными Вяземским шестой и восьмой строчками:

 

Телега жизни

 

Хоть тяжело подчас в ней бремя,
Телега на ходу легка;
Ямщик лихой, седое время,
Везёт, не слезет с облучка.

С утра садимся мы в телегу,
Мы погоняем с ямщиком
И, презирая лень и негу,
Кричим:  «Валяй по всем, по трём!»

Но в полдень нет уж той отваги;
Порастрясло нас; нам страшней
И косогоры и овраги;
Кричим:  «Полегче, дуралей!»

 

Пушкин, несколько удивлённый тем, что публикация стихотворения осуществилась, писал Вяземскому в феврале 1825-го: «Что же «Телеграф» обетованный?  Ты в самом деле напечатал «Телегу», проказник?» В таком же виде это стихотворение будет опубликовано в книге «Стихотворения Александра Пушкина» (1826) в разделе «Разные стихотворения». И только в сборнике 1829 года «Стихотворения Александра Пушкина. Первая часть» в разделе «Стихотворения 1823 года» «Телега жизни» появилось в своём настоящем виде. Там вторая строфа читается так: 

 

 

Из благородной гордости

 

Пушкина опубликуют ещё в пяти номерах «Московского телеграфа» за 1825 год, в одном за 1826-й и в трёх за 1829-й (в этом году – только с эпиграммами). 

Брат Николая Полевого, Ксенофонт Алексеевич, в своих «Записках» вспоминал: «Особенно приятно было Николаю Алексеевичу получить в начале лета 1825 года письмо от А. С. Пушкина, который жил тогда безвыездно в своей псковской деревне. Пушкин писал в этом письме, что «Московский телеграф», несомненно, лучший русский журнал и что он готов, чем может, участвовать в нём. Вскоре прислал он несколько своих стихотворений и две первые свои статьи в прозе для напечатания в «Телеграфе», так что в этом журнале русская публика познакомилась с прозою Пушкина… Пушкин прислал свои статьи к издателю «Московского телеграфа» без всякого посредничества, следовательно, по личному убеждению признавал журнал его достойным своего участия. Это чрезвычайно обрадовало нас и придало сил к продолжению борьбы с бесчисленными противниками».

Правда, здесь же Ксенофонт Полевой сообщил, что после первой личной встречи с Пушкиным его брат находился в некотором недоумении, поскольку рассчитывал, что пройдёт она как-то иначе: «…во время торжеств коронации, в 1826 году, вдруг разнеслась в Москве радостная и неожиданная весть, что император вызвал Пушкина из его уединения и что Пушкин в Москве. Всех обрадовала эта весть; но из числа самых счастливых ею был мой брат, Николай Алексеевич ... Искренний, жаркий поклонник его дарования, он почитал наградою судьбы за многие неприятности на своём литературном поприще то уважение, какое оказывал ему Пушкин, который признавал «Московский телеграф» лучшим из современных русских журналов, присылал свои стихи для напечатания в нём и в нём же напечатал первые свои прозаические опыты. Оставалось укрепить личным знакомством этот нравственный союз, естественно связывающий людей необыкновенных, и одним из лучших желаний Николая Алексеевича было свидание с Пушкиным. Можно представить себе, как он обрадовался, когда услышал о его приезде в Москву! Он тотчас поехал к нему и воротился домой не в весёлом расположении. Я увидел это, когда с юношеским нетерпением и любопытством прибежал к нему в комнату, восклицая:

–  Ну, что? видел Пушкина?.. рассказывай скорее. С обыкновенною своею умною улыбкою он поглядел на меня и отвечал в раздумье:

–  Видел.

–  Ну, каков он?

–  Да я, братец, нашёл в нём совсем не то, чего ожидал. Он ужасно холоден, принял меня церемонно, без всякого искреннего выражения.

Он пересказал мне после этого весь свой, впрочем, непродолжительный разговор с Пушкиным, в самом деле состоявший из вежливостей и пустяков. Пушкин торопился куда-то с визитом; видно было, что в это свидание он только поддерживал разговор и, наконец, обещал Николаю Алексеевичу приехать к нему в первый свободный вечер.

Мы посудили, потолковали и утешили себя тем, что, вероятно, Пушкин, занятый какими-нибудь своими политическими отношениями, не в духе. Но всё-таки странно казалось, что он не выразил Николаю Алексеевичу дружеского, искреннего расположения».

Об отношении Пушкина к «Московскому телеграфу» можно узнать из его письма Вяземскому (июль 1825): «Думаю, что ты уже получил ответ мой на предложения «Телеграфа». Если ему нужны стихи мои, то пошли ему, что тебе попадётся (кроме «Онегина»), если же моё имя, как сотрудника, то не соглашусь из благородной гордости, т. е. амбиции: «Телеграф» человек порядочный и честный – но враль и невежда; а враньё и невежество журнала делится между его издателями; в часть эту входить не намерен».

Самому Николаю Полевому в августе того же года Пушкин писал из Михайловского: 

«Милостивый государь,

Виноват перед вами, долго не отвечал на ваше письмо, хлопоты всякого рода не давали мне покоя ни на минуту. Также не благодарил я вас ещё за присылку «Телеграфа» и за удовольствие, мне доставленное вами в моём уединении, – это непростительно.

Радуюсь, что стихи мои могут пригодиться вашему журналу (конечно, лучшему из всех наших журналов). Я писал князю Вяземскому, чтоб он потрудился вам их доставить –  у него много моих бредней».

Ксенофонта Полевого удивило, что когда он заехал к Пушкину в гостиницу – вскоре после их личного знакомства – тот сразу начал обсуждать недостатки «Московского телеграфа», «выражаясь об иных подробностях саркастически». Полевому-младшему это показалось резким охлаждением, хотя недовольство Пушкина журналом нарастало постепенно. Об этом можно судить, к примеру, по письму Пушкина Вяземскому от 15 сентября 1825 года: «Как мне жаль, что Полевой пустился без тебя в антикритику! Он длинен и скучен, педант и невежда –  ради бога, надень на него строгий мундштук и выезжай его – на досуге».

Впрочем, изменение отношения Пушкина к «Московскому телеграфу» не приводило к прекращению его контактов с братьями Полевыми. В мае 1827-го он присутствует на литературном вечере у Николая Полевого: «Пушкин казался председателем этого сборища и, попивая шампанское с сельтерской водой, рассказывал смешные анекдоты, читал свои непозволенные стихи…»  Но во мнении, что Николай Полевой – человек хороший, однако не очень умный, Пушкин с годами только укрепился и предпочитал общаться с Ксенофонтом.

 

Слёзы примирения

 

Окончательный разрыв Пушкина с «Московским телеграфом» и его редактором произошёл  после публикации в июне 1829 года в журнале ругательной статьи Николая Полевого о Карамзине («История государства Российского».  Сочинение Карамзина», Ч. 27, № 12). Сам Полевой тогда уже активно работал над «Историей русского народа», создаваемой в противовес «Истории государства Российского». После этого даже Вяземский стал противником «Московского телеграфа» и написал такое четверостишие:

 

 

«Московский телеграф» был закрыт в 1834 году. Причиной стала рецензия Николая Полевого на пьесу Нестора Кукольника «Рука Всевышнего Отечество спасла»: Полевой признал её льстивой, в то время как императору Николаю Первому  она понравилась. «После прекращения «Московского телеграфа», – писал Ксенофонт Полевой, – брат мой не имел никаких сношений с Пушкиным; не знаю даже, встречались ли они в последние годы жизни поэта. Один жил в Москве, другой в Петербурге. Но лучшим доказательством, как высоко уважал и любил Пушкина Н. А. Полевой, может служить впечатление, произведённое на него смертью поэта. В Москве пронеслись слухи о дуэли и опасном положении Пушкина, но мы не слыхали и не предполагали, что он был уже не жилец мира. Утром по какому-то делу брат заехал ко мне и сидел у меня в кабинете, когда принесли с почты «Северную пчелу», где в немногих строках было напечатано известие о смерти Пушкина. Взглянув на это роковое известие, брат мой изменился в лице, вскочил, заплакал и, бегая по комнате, воскликнул: «Да что же это такое?.. Да это вздор, нелепость! Пушкин умер!.. Боже мой!..» И рыдания прервали его слова. Он долго не мог успокоиться. Искренние слёзы тоски, пролитые им в эти минуты, конечно, примирили с ним память поэта, если при жизни между ними ещё оставалась тень неприязни...»

В год своей смерти – 1846-й – Николай Полевой стал редактором петербургской «Литературной газеты», издававшейся с 1840 по 1849 годы как реорганизованное продолжение газеты «Литературные прибавления к «Русскому инвалиду». При Николае Алексеевиче вышло всего семь номеров.