Разве это не мечта? Единственный, кто может оценить тебя, – ты сам. Особенно если играть нужно не в кубики, а на съёмочной площадке. Сейчас, да и последние лет шестьдесят, режиссёром в кадре не удивишь. Ларс фон Триер, Винсент Галло, Квентин Тарантино, Дэвид Линч, из классиков Франсуа Трюффо и Альфред Хичкок, не говоря уже о чемпионе по этой части Вуди Аллене, – оказывается, что всё, от крохотных камео до главных ролей, может быть сыграно самим постановщиком. Как говорится, хочешь сделать что-то хорошо – сделай это сам.
Такой эгоистичный подход с самого начала оказался вполне органичным для кинематографа. Один из первых кинорежиссёров в полном смысле этого слова – Жорж Мельес множество персонажей из своих фильмов изобразил сам; был он и «человеком-оркестром», и «человеком с резиновой головой», опуская ещё пару-тройку сотен ролей. Хотя будем откровенны, сегодня даже самый плодовитый режиссёр не сможет похвастаться таким количеством проектов, тем более что зрители уже не довольствуются пятью – десятью минутами материала.
Впрочем, это зритель сегодняшний. Короткометражные фильмы с Чарли Чаплином (а они начали выходить ещё в 1914 году) вызывали у зрителей восторг, который только усилился, когда Чаплин стал ещё и режиссёром этих лент. Причём для него это не было следствием тщеславия или жажды наживы (хотя «маленький бродяга» и был известным скупцом), скорее творческой необходимостью. Чаплин творил прямо на съёмочной площадке, сквозь сотни разных дублей пытаясь разглядеть идеальный сюжет. И «сотни» здесь не преувеличение. На съёмках одной сцены для двадцатиминутного «Иммигранта» актёр-режиссёр делает 384 дубля – некоторые из них представлены в замечательном фильме «Неизвестный Чаплин». Кое-где кумир миллионов выкрикивает указания прямо в кадре, прерывая очередной дубль. Действительно, это игра по своим правилам, хотя и не самым лёгким: по словам биографов, из приблизительно двенадцати километров отснятой плёнки потом нужно было отобрать для итогового монтажа… немногим больше пятисот метров.
Ещё одним гигантоманом, куда менее сдержанным и практичным, был Эрих фон Штрогейм (о чём говорит уже фальшивое «фон» в его имени). Даже в «Слепых мужьях», режиссёрском дебюте 1919 года, он исполняет одну из главных ролей. Штрогейм преображается в Эриха фон Штойбена, австрийского лейтенанта и большого дамского угодника. Этот малоприятный персонаж, старательно соблазняющий замужнюю героиню, окружён второстепенными, но милыми сердцу режиссёра вещицами – медалями, браслетами, перчатками, сигаретами, тросточками… Позднее это увлечение переросло в одержимость – следующие свои фильмы Штрогейм буквально утопил в десятках и сотнях крохотных, но дотошно выполненных деталей. Режиссёр прекрасно чувствовал себя в такой обстановке, с видимым удовольствием играя в своих же «Глупых жёнах» и «Свадебном марше». Однако Штрогейм в прямом и переносном смысле заигрался, и его, автора гениальной и бесконечно долгой «Алчности» (где он, заметим, появился лишь в эпизодической роли), в конце 1920 х отлучили от режиссуры. Здесь и пригодилась «вторая специальность» – он стал играть в чужих фильмах.
Однако харизма и неистощимый энтузиазм гипнотизировали даже самых строгих постановщиков, и почти каждый штрогеймовский герой в итоге оказывался увешан моноклями, цепочками, браслетами и другими «изящными» атрибутами. Даже строгий гений Жана Ренуара дрогнул перед одержимостью австрийца, увлечённо подбиравшего для роли в «Великой иллюзии» наиболее эффектное увечье. В отличие от своего героя, Штрогейм со своими иллюзиями расставаться не желал.