, ПРАГА–ГОРОДЕЦ Нижегородской области
Летний день. Прага. Сижу в уголке пиццерии, в компании такой же, как сама, полулегальной работницы («чёрной жинки»). Это наш прощальный ужин. Через три дня я навсегда покину место моего журналистского эксперимента, а Вере предстоит вкалывать ещё целый год (к предыдущим двум) в подвальных «мойнях» пражских ресторанов.
МАЛЕНЬКАЯ ВЕРА
Потом я узнаю – она обварится кипятком, и хозяйке придётся за свой счёт лечить Веру в больнице. Расходы по лечению всё равно будут возмещены Вериной же зарплатой, и никакими правдами-неправдами ей не удастся вернуть заработанные кроны. Маленькая, худенькая, обожжённая Вера уедет наконец в своё Прикарпатье оформлять пенсию по старости, но прежде будет искать по наркопритонам сына, а вытащив его, вновь пойдёт зарабатывать деньги. Мечта о благополучной жизни давно прожухла, но не умерла, навсегда отравив душу моей незадачливой, но мужественной камарадки надеждой на удачу.
Я прожила в Чехии всего семь месяцев. Но этого с лихвой хватило, чтобы навсегда покончить с рискованными журналистскими опытами под рубрикой «испытано на себе». Всё, что мне пришлось во славу профессии проделать до этого, заканчивалось благополучно и результативно, потому как происходило ДОМА. В какой бы патовой ситуации я ни оказывалась (например, на заснеженной дороге в ста километрах от жилья), всё равно находился выход, являлась нежданная подсказка или подмога и очередное «исследование» завершалось как минимум без трагедий. Газета публиковала остросюжетный очерк, а я придумывала себе новое приключение. И вот доигралась.
В Чехию гастарбайтером я поехала проверить: действительно ли гладко и ладно складываются дела у тех, кто мчится за границу заработать немножко счастья? Так ли сладко на чужбине Ленам-Таням-Олям, как те уверяют родственников по телефонам?..
ПОЛИЦЕЙСКАЯ СВАДЬБА
Валя школу не заканчивала. Всех её сил хватило, чтобы научиться считать-писать. Сомневаюсь, чтобы она прочла хоть какой-нибудь печатный текст, за исключением рекламы. У матери денег не просила – зарабатывала сама. Мыла полы, работала кондуктором на городском транспорте. В 15 лет вышла замуж за парня с диагнозом «олигофрения». Что это за штука, не поняла даже после долгих объяснений. Через год её парня, совершившего преступление, изолировали, а наша Валя нашла тёплое место официантки в кафе. И там её жизнь круто перевернулась.
Однажды хозяйка показала объявление: приглашаются девушки на работу в элитные бары Италии, Испании, Франции, Греции.
– Будешь заниматься консумацией: разносить напитки, улыбаться клиентам. Язык знать необязательно. Пять евро в час. Полгода отработаешь – и богачка!
Красивое слово «консумация» понравилось Валентине, и она согласилась. Тем более что хозяйка великодушно оплатила все расходы по оформлению документов, взяв с Валентины всего лишь честное слово долг вернуть.
Всё получилось, пусть и не сразу. Через три месяца Валя наконец позвонила домой, радостно повторяя: жива! жива! жива!.. После этого звонки поступали регулярно, и уже не из разных мест, а из одного и того же города на побережье Средиземного моря. А потом!.. О чудо: наша девушка как бы вышла замуж! Во всяком случае, так она называла своё стабильное сожительство с местным полицейским. Все Фомы неверущие были повержены, когда Валентина приехала домой с этим полицейским и устроила в том самом кафе свадьбу. Через неделю она оставила утомившуюся от счастья и неловкости маму (ведь зять не только был стар, но ещё ни бельмеса не понимал по-русски, не мог есть местной пищи и шарахался от крестьянской бани и туалета в конце огорода).
В промежутке демонстрации своего невиданного везения Валя нашла время встретиться со мной. Ей до крайности необходимо было рассказать про полученный заграничный опыт. Можно догадаться, что я услышала. Работа в подпольных притонах, случайное попадание в украинский бар испанского города на постоянное место (и до консумации дело дошло!), обслуживание прикормленных полицейских, влюблённость в одного из них и вот, типа того, свадьба.
Помудревшая Валя, не знающая толком русской речи, но уже выучившая испанскую, устало притушила окурок.
– Только, пожалуйста, не говори никому.
– Неужели все уехавшие женщины занимаются этим?
– Нет, что ты! Работают. Апельсины собирают, рыбу чистят, полы драят, даже на стройках шабашат. Кому чего достанется.
Собственно, после этого разговора я и решила завербоваться в гастарбайтеры. Чтобы без посредников уяснить, насколько бессмысленны или оправданы поиски нашими людьми лучшей доли в других странах.
Выбор пал на Чехию.
«ГОРЬКО» – ЗНАЧИТ «ГОРЯЧО»
Мой путь до горы посуды, теряющейся в облаках пара потной кафельной подсобки, был тернист и дорогостоящ. Прежде всего я заплатила клиентам (так именуют парней, обеспечивающих нелегалов работой) 200 долларов за хлопоты и три тысячи крон за спальное место на полу в перенаселённой квартире. Выманив всё, что было (а было, сколько велели взять вербовщики-турагенты), меня спустили в огромную кухню ресторана «Сквер» на Малостранской площади.
Пятнадцатичасовой рабочий день. 40 крон в час. Расчёт – после полутора месяцев пребывания за мойкой. Работы оказалось так много, что уже на второй день я поняла, отчего совершаются бунты и революции.
Шею оттягивал насквозь промокший прорезиненный фартук, щиколотки мокли в воде, руки, не вынимаемые из кипящих моющих средств, побурели и распухли. Упаковки латексных перчаток едва хватало на три-четыре часа работы. Паровые машины, стерилизующие поддоны с мытой посудой, грохотали и окатывали клубами горячего воздуха. Окошко, куда официанты забрасывали грязные подносы, не успевало освобождаться. По мраморному полу с другого конца кухни летели мне в ноги метровые сковородки с криком – горький! И дружный смех из десяти глоток поваров.
«Горько» по-чешски значит «горячо». Но они кричали «горький», а заглядывая в мойку, ещё и – «толстой», «пушкин». Такая вот насмешка над представителем уже несуществующей, но всё равно нелюбимой ими державы. И я не сразу поняла, почему, когда неслась к главному кухару со стопой горячих сухих тарелок и кричала «позор» (то есть – внимание! осторожно!), смех буквально сотрясал стены белоснежной кухни.
Русским трудно с ходу привыкнуть к чешскому языку, к его как бы вывернутым наизнанку знакомым словам. Дам – это русское возьму, поганка – греча, потравня – магазин, заходи – туалет, вонь – запах и так далее. Есть такие перевёртыши, что и писать неловко. Вот и потешались чехи, учившие в школе наш язык, над тем, как глупая русская бегает и сама себя «позорит». Умора!..
В общем, эксперимент только начался, а мне уже изрядно подурнело. Правда, заплакала только однажды – когда шеф лично принёс в мойку кастрюлю с подгоревшим грибным ризотто и бросил: «Ешь». И тут же ушёл. Я рыдала, неслышимая в грохоте посуды, от унижения и… счастья! Уже четыре дня я ела исключительно объедки с тарелок, и то украдкой, чтобы не прогневить хозяина и не насмешить ещё сильнее поваров. Ведь денег у меня не было ни кроны, да и когда ходить в магазины, если смена – с девяти утра до двенадцати ночи. По утрам я пила – в долг – пустой кофе и ехала на каторгу, а возвратившись, тут же засыпала на своей простынке в углу общей комнаты.
Того ризотто мне хватило на два дня. Да ещё привалила горсть кешью, которых не успела подобрать с тарелки официантка. Голод – одно из серьёзнейших испытаний для человека. Зато уж когда оно преодолено, все последующие переживания переносятся куда веселее.
СМЕНЩИЦА ТАТЬЯНА
В ресторане «Сквер» я проработала две недели. И покинула его не по своей воле. Меня внезапно заменили «блатной» жинкой. Денег не заплатили: не выработала срок, а «качать права» там было опасно.
Сменщица Татьяна однажды рассказала свою историю. В подвалы Праги она попала пять лет назад. Мыкалась по подработкам. Однажды клиенты предложили ехать за Прагу, шлифовать гранит. Платили там неплохо. Сил у неё хватило на несколько месяцев. Заработав сколько-то тысяч (!) долларов, Татьяна решила уехать домой, где родители воспитывали её дочь. Накануне отъезда явились двое пареньков.
– Тётка, половина денег наша.
– Не дам, хлопцы, мне самой дюже надо.
Пареньки спорить не стали. Избили Татьяну так, что та неделю в лёжку лежала, пока рёбра срастались. Деньги за неподчинение забрали все. Кое-как, почти пешком, вернулась жинка в Прагу. В родном Ужгороде без денег её всё равно бы не приняли.
Когда мы встретились в подвале ресторана, о возвращении домой она не думала. Бойко спорила с поварами, открыто подбирала остатки еды с тарелок – для безработного сожителя. И – была беременна. После смены, когда я опухшими от воды руками стягивала промокшую одежду, Татьяна продолжала уныло сидеть на полу раздевалки.
– Та шо мне спешить… Помереть бы…
Но от «помереть» её держала мечта когда-нибудь удачно заработать.
…А я, уйдя из «Сквера», продолжила свой эксперимент в ресторанах «Лира», «Подкова», в пятизвёздном отеле «Карло IV». Я оттирала от пива полы в стрип-баре, пока всё окончательно не осточертело. Бессмыслица, нищета, загнанность не исчезали, сколько бы ни минуло дней. Значит, пора было заняться своим прямым делом – журналистикой. Через три месяца барахтанья на дне я наконец приступила к изучению окружающей жизни. Тем более что теперь не понаслышке знала её главную – изнаночную – сторону.
ПАНИ ЕЛЕНА
В пиццерии она усаживалась за дальний столик, ставила перед собой бокал с вином и замирала на час, на два, на три. Отпивала глоточками и неотрывно смотрела в столешницу. Я и подумать не могла, что пани Елена – русская. Вся такая нарочито ухоженная, даже скучно. Типичная чешка до сорока лет, зацикленная на фитнесе.
Вера-камарадка, подрабатывающая в этой пиццерии по воскресеньям, когда постоянную работницу отпускали молиться, рассказала мне историю этой пани Елены.
Девочка Леночка был родом из Белоруссии. Надо сказать, что Чехия наводнена в основном украинскими искателями счастья. Схожий язык, географическая близость, общая отрицаловка Великого славянского Брата, то есть русских, роднят обе народности. Правда, это не означает их любовь друг к другу. Украинцы, чувствующие себя в «стране приёма» как рыба в воде, презирают чехов за боязливую осторожность, запредельную любовь к мещанскому образу жизни. Те же украинцев боятся, обвиняют в разгуле преступности и, по возможности, портят им жизнь серьёзнее, чем другим гастарбайтерам. Которых в Праге немало.
Исторический центр Европы весьма завязан на туристическом бизнесе (а ему сопутствует огромная развлекательная индустрия, постоянно требующая молодых и красивых девушек). Кроме того, Чехия является страной транзита и перевалочной базой для потока нелегалов почти всех континентов, не исключая соседних Россию, Молдову, Белоруссию, Украину с их автономиями. На территории маленькой Чехии расположено 12 лагерей со многими тысячами мигрантов и беженцев, каждый из которых мечтает получить легальный статус и, по возможности, двинуть дальше на Запад.
Можно представить, как устала эта страна от бесконечного потока чужих людей. Но она ими же во многом кормится (лагеря, например, содержатся на средства ООН) и потому – терпит.
Пани Елена не была беженкой и даже не была нелегалом. Она приехала танцевать в баре, познакомилась с местным и стала с ним жить. Привязав к себе, года через три убедила жениться. Теперь она – жена бизнесмена средней руки, владеющего итальянской забегаловкой. И всё. Кроме узаконенного права на жительство, которого вожделеет большинство приезжающих, Елена не имеет ничего. Деньги – только на карманные расходы. Тотальный контроль, чтоб не свернула налево. И – скука, скука, переходящая в тоску. Зато в Белоруссии все в отпаде от её хвастливых рассказов о беспечной пражской жизни.
– Обязательно сопьётся! – решила моя камарадка.
ДОМРАБОТНИЦА ИРИНА
А Ирина лишена даже возможности тихо спиться. Она явилась сюда год назад, завербовавшись домработницей.
Когда турагентства (именно они основные поставщики рабочей силы зарубеж) предлагают на выбор будущее занятие, многие женщины отдают предпочтение сфере домашнего обслуживания. Горничными, сиделками, гувернантками, домработницами. Считая, что это пусть и менее прибыльно, зато не придётся тратить деньги на аренду жилья, еду, коммунальные услуги, потому что живёшь там, где и работаешь. Им и невдомёк, что данная область трудоустройства почти соприкасается со сферой сексуальных услуг – по степени риска и зависимости от работодателя!
Мы познакомились случайно. Это произошло в пригороде. Я шла мимо частного дома и увидела женщину, прильнувшую к той стороне забора, словно детдомовец. Инстинктивно спросила по-русски: «Вам плохо?» – «Нет, всё нормально», – по-русски же ответила она.
Два дня я ходила к забору слушать Ирину, ставшую, по сути, рабыней.
По приезде её свели действительно с мужчиной, в чьём доме предстояло хозяйничать. С тех пор она оттуда не выходила. Кроме бесконечной работы по дому она ухаживает за капризной парализованной старухой, выполняет обязанности садовника, вынуждена не просто спать с хозяином, но играть в его прихотливые сексуальные игры. Женщина «занята» 20 часов в сутки! Без выходных. Деньги – 50 евро в неделю – складывает и прячет. Когда ими воспользуется – неизвестно. Паспорт отобран, выехать невозможно, сбежать страшно.
Парадокс: её нелегальное положение известно полиции, но противозаконным, пока женщина находится на территории частного домовладения, не считается. Якобы хозяин – это спонсор, который платит какой-то налог на свою гостью и потому волен держать её у себя, сколько вздумается. Остальное – их личные взаимоотношения. Если Ирина решит обратиться в полицию, её ждёт депортация из страны, без права вновь в неё вернуться. И значит, все мучения – коту под хвост?!
Вот и продолжает женщина влачить своё рабство. На родине, получая её редкие письма и переводы (звонить Ирине не дозволяется), убеждены: кормилица брошенного семейства (двое сыновей и престарелая мать) не только при деле, но и, кажется, неплохо устроила свою судьбу!
ИСКАТЕЛЬНИЦЫ СЧАСТЬЯ
Есть такой социологический термин – «выталкивание российских женщин за рубеж с целью трудоустройства». Это значит, что ряд неумолимых причин: высокая степень женской безработицы в регионах, дискриминация на рынке труда (то не подходит возраст претендентки, то наличие детей, и плевать при этом на её образование и квалификацию), низкая заработная плата, дефицит мужского контингента на брачном поле, заставляют женщину задумываться об изменении своей житейской ситуации. Элементарный инстинкт сохранения рода повышает, как ни странно, её экономическую активность, и на свой страх и риск она изыскивает альтернативные способы заработать семье достойное существование.
Самый простой из них – уехать туда, где, как уверяют, лучше. Средств и возможностей уехать всем семейством нет, и тогда женщина отправляется в путь одна – по проторённой дорожке нелегального трудоустройства за рубежом.
Вот и – вытолкнули!..
При этом я говорю только о женщинах, которые имеют серьёзные намерения добиться чего-то за рубежом, раз не получается на родине. А сколько ещё уезжает по глупости или случайно. А у кого-то просто нет иных возможностей посмотреть мир (а как хочется!), кроме как поменять дом на сомнительное закордонное пристанище. Вообще мне не раз приходилось слышать, что трудовая миграция русских женщин – это особое и ещё не изученное явление.
В результате мы имеем то, что имеем: за последние годы Россию покинули более десяти миллионов женщин в возрасте от 16 до 60 лет, из них четверть уехали на затянувшиеся, как петля, временные заработки. Процесс не прекращается. Государство рискует терять до миллиона человек в год дополнительно, если учесть число уезжающих женщин с детьми, а также ещё не родившимися и теми, кто уже никогда на территории России не родится.
Проблема трудовой миграции так разрослась, что перестаёт быть личным делом той или иной искательницы счастья. За кордоном пропадают тысячи женщин – генных носителей русских семейных ценностей, репродуктивный и кадровый потенциал страны.
А мы молчим…